— Он не виноват! Он ни в чем не виноват! — вскакивая на ноги, кричу я. Но меня не видят, не слышат. Я пустое место. И внутри пусто. Темнота. Я проваливаюсь в нее, лечу все глубже, ощущаю, как болезненно ноет сердце.

Они ведут его в сторону лестниц. Я прихожу в себя и бегу за ними, подняв два рюкзака.

Нет. Нет, все это глупости. Кто это вообще такие?!

— Стойте! — кричу я в коридоре и голые стены разносят мой крик.

Максим свисает с рук парней в черном. Они просто оглушили его несколькими ударами, он тоже дурак, сопротивляться начал. Одного ударил, а теперь сам без сознания.

— Светлана Игоревна, вас внизу ждет машина. Вам стоит пройти и сесть в нее, — говорит мне строгим тоном один из офицеров, а я мотаю головой.

— Он не виноват. Он защищал меня. Меня, понимаете?!

— В этом разберется суд, — кидает мне фразу другой, и не оглядываясь, они практически уносят Максима.

А меня трясет. Хватаюсь за перила и шумно дышу в который раз сглатывая тошноту. Пиздец. Просто пиздец!

В голове шумит кровь, словно сломанный телевизор и я просто не понимаю. Не понимаю, почему нас нашли так быстро? Почему не предъявили обвинений, а просто избили Максима, как какого — то террориста. Кто им дал право избивать невинных граждан? Кто им дал право забирать любовь всей моей жизни?!

Суд значит, а внизу значит машина. Отец ждет, что я просто приду к нему и сдамся на радость извращенных фантазий?

Не дождется, вот что.

Утираю слезы, собираю растрепавшиеся волосы в хвост и иду вниз. Администратор упорно делает вид, что ничего не происходит. В таком случае и я не считаю нужным с ним прощаться.

Выхожу на крыльцо и вижу, как Макса буквально закидывают в большой «Патриот» с мигалками. А неподалеку, прислонившись к своему лексусу стоит Андронов.

Курит и наблюдает. Скотина.

Почему он здесь? Почему ведет себя так спокойно? Почему, не зовет меня, когда касается взглядом.

Меня пробирает дрожь. Хочется проснуться и забыть все, как страшный сон. Сесть в поезд и под мерный стук колес мчатся на встречу свободе.

Но удары сердца не напоминают мерный стук колес, скорее несущийся на скорости локомотив. И я невольно делаю судорожный вдох, страшась что оно выскочит из груди, настолько меня накрывает ужас.

Что делать то? Что, твою мать делать?

Но и подходить к отцу я не собираюсь. Не хочу пользоваться его подачками. Есть закон, и я буду свидетелем. Я вытащу Макса. Он ни в чем не виноват.

Именно с этими мыслями я поворачиваю в сторону и сначала иду спокойно, чувствуя на себе озлобленный и вместе с тем насмешливый взгляд. А затем просто бегу. Бегу от его снисходительности — именно этим словном прекрасно можно описать нынешнее выражение лица Андронова. Бегу срывая дыхание и, чувствую, понимаю, что именно он согнал сюда спецназ.

Следуя букве закона? Или из-за меня? Что движет этим холодным, продуманным, как робот человеком?

Бреду по городу, не разбирая дороги и лиц прохожих, пытаясь понять, как действовать дальше.

В ближайшем кафе размазываю салат по тарелке и невольно смотрю на висящие на желтой стене часы. Девять вечера. Именно сейчас мы с Максимом могли сидеть в поезде, и смотреть как отдаляется Москва с ее пробками и суматохой. А теперь я здесь, одна и совершенно потеряна.

— У вас все в порядке? — спрашивает девушка с короткой стрижкой на черных волосах.

Зачем только? Неужели кому-то есть до меня дело?

— Не совсем… — вежливо улыбаюсь я, показывая, что разговор для меня окончен, но она оказывается настойчивой.

— Если нужна помощь или… ну, — она озирается. — Работа… Ты скажи.

— Какая работа? — не понимаю я, а потом до меня доходит, когда она закатывает глаза. Вот так сюрприз. Не успеешь в Москве остаться одна, тебя уже принимают будущую звезду публичного дома. — Нет, работа мне не нужна. Лучше скажи, где найти адвоката. Нормального.

— Адвоката? — удивленно вскидывает она брови и уже с интересом смотрит на меня и даже нагло садится напротив. — Беременна, а парень не хочет платить алименты?

Вот это предположение. Сразу и в лоб.

— Не совсем, — хмурюсь я. — Мне нужно вытащить парня из тюрьмы.

— Ого, — откидывается она на спинку стула и задает очередной, дебильный вопрос: Из-за наркоты?

— Нет, — уже раздраженно кидаю фразу и хочу встать, но она удерживает меня за руку.

— Стой, не кипиши. Посиди здесь. Сейчас придет Костик. Он…

— Сутенер, — догадываюсь я, и она пожимает плечами.

— Он разносторонняя личность.

— Не интересно.

— Слушай, — более резко говорит она. — Ты вроде девка не глупая, я предлагаю помощь.

— И во что мне это обойдется?

— А мне твои золотые серьги понравились, — тут же не без напряга заявляет она. — Поговори с Костей. Он в городе многих знает.

— Много под кого девушек подкладывал? — задаю я новый язвительный вопрос и сама себе удивляюсь. Откуда столько желчи? Злюсь, обижаюсь на весь мир.

— Не без этого, — с хитрой улыбкой она кивает куда-то в сторону. За барной стойкой сидит мужчина и салютует мне бокалом пива. Отворачиваюсь.

Мне больше заняться нечем, как с сутенерами общаться?

Официантка убегает. Краем глаза вижу, как она что-то ему объясняет. И спустя минуту, он шлепает ее по заду ладонью и отправляет работать. Затем поднимается во весь свой рост, одергивает спортивный пиджак и расслабленной походкой идет ко мне.

Почему я еще здесь? Почему просто не уйду отсюда. Просто идти некуда. Просто страх одиночества и бессилия овладевают существом все сильнее.

А он вроде и на сутенера не похож. Обычный, за сорок, симпатичный даже. Если не смотреть на чуть покрасневшие глаза. Ясно, что не высыпается. Или алкаш.

— Вы дочь Андронова, — без предисловий начинает говорить он. Садится напротив и я расширяю от удивления глаза. Откуда? Киваю. — Я знал вашу мать. Давно.

Когда я все рассказала Константину, он долго молчал.

Пил свое пиво, разглядывал меня.

А я только и думала, какая он скотина, раз губит женские судьбы. Пусть этим девушкам некуда идти, но неужели нельзя помочь как-то иначе, чем подкладывать под мужиков?

Он спал с моей матерью, а потом предложил заработок. Сами понимаете какой.

Но, по его словам, мама много пила и быстро теряла в цене, а потом появилась я.

Ей предлагали отдать меня, но она отказалась. Потому что любила моего отца.

— Это вы? Вы мой отец?