дети тонули (а это по идее самый надежный способ убийства, которое трудно доказать) не намного чаще, чем взрослые.

Интересно, что в городах детская смертность была ниже, чем в сельской местности, хотя тоже, казалось бы, и скученность там, и толпы, и грязь, и вообще в деревнях дети нужны, это будущие работники, а в городах они в основном обуза. Но все объясняется очень просто: в городах дети большую часть времени были под присмотром, то есть та самая скученность была в данном случае плюсом. Дети редко оставались вне поля зрения взрослых, а просто так на улице гулять их обычно не отпускали, пока не станут постарше. В деревне же родители работали в поле, а дети были предоставлены сами себе или оставались под присмотром старших братьев и сестер, которые сами были тоже еще детьми.

Между прочим, коронеры в своих записях нередко делали заметки: «оставили без присмотра», «никто не присматривал», «плохо опекал» – причем последняя запись касалась пятилетнего ребенка, который недосмотрел за братом в колыбели. Вероятно, эти заметки предназначались для священника – такие дела рассматривали в церковных судах, и за смерть ребенка, пусть и случайную, родителям могли назначить епитимью.

Количество детоубийств в Англии резко выросло во второй половине XVI века, с увеличением численности населения и приходом протестантской морали, и с тех пор неуклонно росло вплоть до XX века. Одинокой женщине стало сложнее прокормить ребенка, а мягкое средневековое отношение к незаконнорожденным и их матерям сменилось на ханжеское неприятие и осуждение. К тому же в XVI веке появилась фактически презумпция виновности – поскольку проще всего было задушить младенца сразу после рождения и выдать его за мертворожденного, теперь женщина, родившая незаконнорожденного ребенка, обязана была предоставить доказательства того, что он родился уже мертвым.

Тяжкие преступления: кража, кража со взломом, ограбление

В англосаксонские времена за кражу, как и за убийство, надо было заплатить пострадавшему. Но если вора ловили повторно, могли уже и казнить. Хотя и тогда была возможность откупиться, если семья готова была поручиться за его дальнейшее поведение. Кстати, казнь не означала, что штраф отменяется – его все равно приходилось выплачивать из имущества покойника.

При нормандских королях, как я уже писала, за кражи стали казнить. Вестминстерский статут 1275 года окончательно закрепил введенную еще в XII веке планку в 12 пенсов, разделяющую мелкое и крупное воровство. Однако уже тогда присяжные неохотно выносили обвинительный приговор, считая, что украденные вещи не стоят человеческой жизни.

А вот кража со взломом, то есть с намеренным преступным проникновением в жилой дом, – это совсем другое дело. Такое преступление вызывало у обывателей серьезный страх, тем более что оно нередко сопровождалось физическим насилием, вплоть до убийства. Поэтому за кражи со взломом снисхождения обычно не было.

Еще жестче было отношение к ограблению – открытому нападению на человека с целью насильственного изъятия у него имущества любой ценности. Еще в англосаксонском праве за ограбление требовали возмещения убытков в двойном размере. В позднесредневековой Англии ограбление считалось уголовно наказуемым даже в том случае, если оно провалилось и грабителям не удалось завладеть имуществом. Смертной казнью каралось само применение силы или угроза ее применения. А уж за разбой на дорогах можно было не надеяться ни на какое снисхождение! Присяжные решительно карали разбойников, да и помилование от короля тоже получить было сложно, ведь это преступление считалось наносящим вред государству, поскольку оно мешало свободе передвижения и торговли.

Казнь бретонских рыцарей Пьера и Алена Ру. Хроники Фруассара. 1470

«Те, кому были предъявлены обвинения в простом воровстве, то есть в краже и побеге с чужими вещами, – пишет Барбара Ханавальт, – были осуждены только в 22 процентах случаев… Кражи со взломом с 38-процентным показателем осуждения и грабежи с 31-процентным показателем, по-видимому, были более возмутительными для присяжных… Люди, которые должны были быть в безопасности в своих домах, или путешественники, отправляющиеся по законным делам, подверглись внезапному и неожиданному насилию в результате краж со взломом и грабежей. Присяжные добавляли к официальным протоколам такие пометки, как “сломали стену [или окно] и вошли”, “ворвался в дом ночью”, “под покровом темноты”, “подстерегал в засаде”, что указывает на чувство беспомощности и беззащитности со стороны жертвы и трусость со стороны обвиняемого… Таким образом, имущественные преступления, совершенные скрытно, под покровом темноты, с применением насилия или угрозой его совершения, с большей вероятностью заканчивались осуждением, чем те, которые были связаны с простой кражей. Поджог, умышленное уничтожение имущества в результате пожара, не был распространенным преступлением и приводил к осуждению в 23 процентах случаев».

Интересно, что за такие преступления, как пособничество ворам и грабителям, скупка краденого и укрывательство преступников, суд присяжных выносил обвинительный приговор всего в 5 % случаев. Частично это объясняется тем, что за это полагалось слишком жестокое наказание, часто не соответствовавшее тяжести проступка, особенно в сельской местности, где были другие масштабы преступности, чем в городах. Кроме того, присяжные входили в положение: все друг друга знают, трудно отказать другу или родственнику в услуге, даже если она не совсем законная, а иногда и опасно. И наконец вновь в дело вступал такой фактор, как репутация – по обвинению по таким преступлениям чаще всего строилось на показаниях пойманного и сознавшегося преступника, выдавшего своих сообщников и всех, кто ему так или иначе помогал. Поэтому для присяжных на одной чаше весов были вполне добропорядочные люди, а на другой – обвинения со стороны преступника, человека с дурной репутацией.

А еще присяжные учитывали, что именно было украдено. К воровству еды относились снисходительно, даже если была кража со взломом. К воровству домашнего скота, как ни удивительно, тоже. Укравших домашнюю птицу вообще чаще всего отпускали – как-то присяжные с сомнением относились к идее отрезать ухо за курицу или гуся. Зато среди конокрадов на виселицу отправлялся почти каждый третий!

Еще больше обвинительных приговоров было за воровство предметов домашнего обихода и одежды, но это связано с тем, что их надо было украсть из дома, следовательно, большинство таких дел было о кражах со взломом.

Сексуальное насилие

Сексуальное насилие – болезненная для любого общества тема. А в средневековой Европе особенно, потому что христианство придавало сексуальной чистоте особое значение, и жертва изнасилования по определению чувствовала себя грязной, «бракованной» и виноватой в том, что не сохранила важнейшее женское достояние – добродетель.

Вообще вопрос об отношении к сексуальному насилию и его жертвам активно обсуждался теологами еще с античных времен. Раннехристианская церковь