– Настало время, сын мой, нам поговорить откровенно. Только начну я издалека, а ты наберись терпения…

* * *

Учитывая, что пока ничего путного из ее расследования не выходило, Настя решила применить принцип, который иногда помогал: сменить ракурс. Все, что мы видим, зависит от того, как мы на это смотрим. И достаточно иногда изменить угол зрения, чтобы проблема решилась сама собой. Особенно данный совет подходил к ситуации блуждания в трех соснах, когда, кроме этих самых представителей хвойной породы, ты ничего не видишь. Не замечаешь, что сосен всего три, а дальше – поле и нужная тебе дорога. Тремя хвойными деревьями в Настином сознании были: завещание, убийство из страсти и открытие Магнуса. Но ничто толком не работало. Во-первых, ее искренне огорчало, что она не может взвалить убийство собственного сына на Матильду де Вельтэн. Ее уж Настя как раз-то и не переваривала, однако алиби у мамаши было железобетонное, да и до мифической Медеи она явно не дотягивала. Второй, кому бы Настя с удовольствием повесила на шею убийство, была Селина, и вопрос о связи последней с нотариусом Вельтэнов оставался открытым. Папаша де Вельтэн, тот вообще был за тридевять земель и к семье давным-давно никакого отношения не имел. Оставались Роберт де Вельтэн, Коста, Вальтер Дильс и, чего греха таить, Ника. Несмотря на полную уверенность Бодлера в невиновности Ники, снимать со счетов последнюю Столетова не имела права. Тем временем Матильда де Вельтэн торжествовала. На публике, естественно, она играла убитую горем мать. Но проблески скрытой радости в глазах заставляли усомниться в искренности родительницы. Тем более, согласно информации вездесущего Бодлера, она уже заказала себе несколько новых туалетов и последнюю модель сумочки от Шанель в счет будущего наследства.

Настя бродила из угла в угол своих съемных апартаментов и пыталась сменить ракурс. Все говорило в пользу виновности Ники. Во-первых, эта история с переписыванием завещания. Если бы Вельтэн не собирался встречаться с нотариусом, все было бы гораздо проще. Во-вторых, ссора Ники и Эдуарда и его обвинения. В-третьих, у нее не было никакого алиби. Вся история про срочную встречу с подругой была чистой выдумкой. Все свидетели были единогласны. Ника и Эдуард явно поссорились перед его смертью. Крики слышали соседи по лестничной площадке. Правда, между их прекращением и убийством Магнуса прошло некоторое время, кроме того, одна из свидетельниц наткнулась на Нику, в бешенстве выскочившую из подъезда. Однако гречанка вполне могла вернуться незамеченной. Видеокамер на подходах к дому не было. Они присутствовали только в подземной стоянке.

Единственным человеком, настаивавшим на обратном, был Алекс. Логика его сводилась к следующему. Он был единственным свидетелем убийства, видел выражение лица Вельтэна и мог поклясться, что Эдуард разговаривал с кем угодно, но только не со своей подругой. В этот момент ее размышления прервал звонок. Взглянула на экран и удивилась: Бодлер. Вроде бы договаривались связываться другими способами.

– Привет, нас больше не прослушивают?

– Нас и не прослушивали, просто время нужно было, чтобы проверить.

– То есть «отец Браун» нам доверяет.

– Похоже на то, – согласился Бодлер, – я выяснил, в каком году Магнус был на Афоне! Четыре года назад.

– То есть до встречи с Никой?

– Да.

– Он мог встретить Косту?

– Понятия не имею, на Афоне паломников в любое время года пруд пруди, достаточно посмотреть количество их диамонитрионов – разрешений на посещение.

– Во всяком случае, Нику он встретить на Афоне не мог, это точно, – размышляла вслух Настя.

– На Афон не пускают даже куриц, а про особ женского пола и говорить нечего, – тоже мне удел Богородицы! – хмыкнул Алекс, бывший ярым сторонником равенства полов.

– Ника мне сказала, что он никогда ей не рассказывал о своем посещении Афона, – продолжала его собеседница, – почему? Если, конечно, она говорит правду.

– А зачем ей лгать? – резонно возразил Бодлер.

– Хорошо, попытаюсь узнать побольше от Косты. С Никой новую встречу мне вряд ли дадут.

– Будь осторожна, – посоветовал Бодлер.

– Кстати, как Никин адвокат, ты с ним говорил?

– Кто я такой, чтобы с ним говорить? – непонимающим тоном спросил хакер.

– Кто-кто? Клиент, и перестань, пожалуйста, рассказывать сказки про белого бычка! – возмутилась Столетова. – Мы должны доверять друг другу.

– Ладно, ты права, адвокат говорит, что ситуация сложная, учитывая, что у Ники нет алиби, предыдущее завещание было в ее пользу, и она об этом хорошо знала, у них есть свидетельство нотариуса. Потом это совсем ненужное вранье про встречу с подругой. В общем, он выбрал линию защиты, во-первых, Ника настаивает на собственной невиновности, во-вторых, полиция до конца не разобралась с некоторыми обстоятельствами, особенно с этим ночным посещением после убийства, в-третьих, если бы Ника убила, то у нее должно было хватить ума стереть собственные отпечатки пальцев с пистолета и т. д.

– Понятно.

– В общем, все зависит от тебя, Настя! – с чувством произнес хакер.

– Тебе не стыдно взваливать на меня такую ответственность? – слабо возмутилась она.

– Другого выхода просто нет, – просто ответил он, – кстати, у меня для тебя новая информация, только вряд ли она тебя обрадует.

– Говори.

– Встреча Селины с нотариусом более чем закономерна.

– То есть?

– Селина просто-напросто его дочь.

– Но ее фамилия Делапланш.

– По матери, а по отцу Обер.

– Подожди, подожди, так, может быть, они с папашей составили план, как завладеть наследством Эдуарда? Нотариус окручивает мамашу, а дочка убирает Эдуарда, раз его окрутить не удалось.

– Слабовато, для бульварного детектива сойдет, но не больше, – хмыкнул хакер.

Настя и сама понимала, что ее история немного притянута за уши.

– Жаль, вот Селину я бы упрятала в тюрьму без всякого сожаления, – честно призналась она.

– И это ты мне читаешь нотации о морали! – без всякого возмущения констатировал Алекс. – Кстати, ты рассказала Гарику о ночном происшествии?

– Пока было не до этого, – соврала Настя.

– У него нет настроения, – сообщил ей Бодлер.

– У кого, у Гарика?

– Он за тебя переживает и, по-моему, вообще переживает, что ты уехала.

– Ты стал психологом, – Настя отвечала с иронией, но самой было приятно.

– Нет, я просто всегда был наблюдательным. У людей слишком многое написано на лице, и они не умеют скрывать свои чувства.

– А ты умеешь их читать?

– Не всегда, но приучился, когда от этого зависит спасение собственной шкуры, и не тому научишься.