Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ноябрь 1147 года, аббатство Клюни, владения Французской короны
– Ты хорошо знал брата Иоанна? – спросил Петр Достопочтенный притихшего Бернара.
– Да, он мне заменил отца, – кивнул санитарный брат, у которого перед глазами стояла только что увиденная картина. Ему сейчас даже не верилось, что все, что он видел, – правда. Поленья тихо потрескивали в очаге, мягкий свет светильников освещал уютно обставленный салон, на огромном столе были разложены книги и свитки. Все дышало покоем и умиротворением.
– Он стал твоим духовным отцом, – поправил его аббат, – тогда ты помнишь, что ему особенно нравилось сказанное апостолом: «Мудрость же мы проповедуем среди совершенных, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих. Но проповедуем Премудрость Божью, тайную, сокровенную, которую предназначал Бог прежде веков к славе нашей, которой никто из властей века сего не познал».
– Тайное Евангелие, – прошептал Бернар.
– Вот именно, Иоанн тебе рассказывал о Тайном Евангелии, и ты был согласен с ним, что не всякому человеку можно доверить сокровенное знание. И самое главное, не каждый его поймет.
– Тонарии, – прошептал Бернар, – значит, в них была записана волшебная музыка, которой подчиняются звери, люди и ангелы?
– Не все так просто, мой сын, но в общих чертах это именно так. Нашему монастырю выпала великая честь сохранить Божественную музыку. Эта мелодия небесных сфер была передана нам на хранение.
– Кем?
– История эта непростая. Давным-давно ее из поколения в поколение передавали коптские епископы Агры. Но ситуация усложнилась после прихода мусульман. И в этот момент последний епископ решил, что святыня должна покинуть Агру и быть передана в руки собратьев по вере. Между коптскими священнослужителями разгорелся спор. Одни настаивали на передаче святыни православным монахам Константинополя или Святой лавры на горе Афон. Другие считали, что она должна отправиться как можно дальше на Запад, где риск попадания ее в руки мусульман гораздо меньше. Не буду тебя посвящать во все подробности, но вторая партия победила, и больше ста лет назад в наш монастырь прибыла секретная делегация коптов. С тех пор мы верны данной коптам клятве: охранять святыню как от неверных, так и от любых земных властителей, которые могут использовать ее во зло.
– Но вы передали тонарии посланникам Сюжера! Вы нарушили клятву? – воскликнул Бернар.
– Ты думаешь, пергамент, каким бы прочным он ни был, мог пронести тайну через столетия?
– Нет, – медленно произнес санитарный брат, в глазах которого промелькнула смутная догадка.
– Сын мой, только камень способен сопротивляться ветру вечности!
– Только камень, так, значит, переданные тонарии…
– Тонарии – это очень ценные и древние книги, в которых записаны самые чудесные песнопения нашего монастыря. И в них есть толика той Божественной музыки, которую так ищет Сюжер, как и в любой церковной музыке. Аббату Сен-Дени стало известно о существовании тайны по неосторожности брата Одилона, но он сделал ложный вывод. Ему всегда была присуща самонадеянность и поверхностность суждения, – не без презрения махнул рукой настоятель.
– Значит, поэтому брат Одилон просил у вас прощения? За разглашение тайны? Он говорил о гордыне!
– Это была неосторожность, а вовсе не гордыня, и я давно простил брата Одилона, – покачал головой аббат.
– Почему Клемент назвал бродягу «мой дорогой Гийом»?
– Потому что предательски убитый бродяга и был настоящим Гийомом Ожье, – просто ответил Петр Достопочтенный.
– Настоящим Гийомом Ожье, – медленно, словно привыкая к этой мысли, произнес инфирмариус, – тогда кем был тот, другой, которого мы принимали как почетного гостя в нашем монастыре?
– Одним из шпионов Сюжера, выдававшим себя за теолога. По моим сведениям, это рыцарь-госпитальер, недавно вернувшийся из Святой земли и входивший в ближайшее окружение короля.
– Тонзура, – прошептал Бернар, – теперь понятно, почему она была свежевыбрита.
– Госпитальеры – монахи-рыцари и никогда не выбривают себе макушку.
– Именно поэтому он не участвовал в диспуте?
– Конечно, необходимым запасом знания Священного Писания он обладал, но сойти за настоящего теолога ему было явно не по силам.
– Когда вы поняли?
– В тот момент, когда Клемент случайно увидел тело бродяги и узнал настоящего Гийома Ожье. Мы думаем, что он хотел нас предупредить об интересе Сюжера к нашей тайне и под видом нищего пилигрима отправился в поход. Знаю, какого мужества и самоотречения стоило это Гийому, который со временем стал ненавидеть путешествия и предпочитал никуда не выезжать из стен своего парижского пристанища. Но думаю, что Сюжеру в определенный момент доложили об исчезновении богослова. Аббат Сен-Дени быстро понял, куда мог направляться Гийом и чем это грозило его предприятию. Мы можем только предполагать, но скорее всего шпион Сюжера сначала избавился от нашего дорогого теолога. Такому опытному воину это не доставило никакого труда. Конечная цель путешествия Гийома была хорошо известна, и достаточно было просто поджидать его перед стенами нашего монастыря.
– Откуда Гийому Ожье стало известно о намерениях Сюжера?
– Он сначала попытался заставить Гийома отправиться к нам самолично. Он прекрасно знал, каким уважением пользовалось имя Гийома в нашей обители, с каким восторгом и благоговением мы читали его блестящие труды. Он мог стать наравне со Святым Августином!
– То есть вы никогда не видели его?
– Нет, мне так и не удалось увидеть его живым. Несмотря на многочисленные приглашения, он так ни разу и не посетил нашу обитель.
– Тогда откуда ему стало известно о вашей тайне?
– Гийом был одним из самых просвещенных людей нашей эпохи. В юности он посетил Агру и два года провел, изучая древние коптские тексты. И в этом путешествии его сопровождал наш Клемент.
– Они были друзьями?
– Близкими и преданными друг другу, – грустно подтвердил аббат.
Бернар покачал головой. Теперь и тонзура, и тело воина, и хорошее знание ран, и способов остановки кровотечения, и настойчивое желание поговорить с Одилоном – все, абсолютно все встало теперь на свои места.
– Но почему вы отказываетесь посвятить в эту тайну Сюжера? Набожность государя всем известна, может, они сумеют лучше нас защитить тайну? – рискнул санитарный брат.
– Набожность – не значит ум, набожность – не значит воля, набожность – не значит сила и мужество, набожность – не значит доброта и любовь! – твердо произнес аббат. – Слабости Людовика известны всем. И дать в руки этой земной и порочной власти такое страшное оружие? Ты уверен, что он и Сюжер способны употребить его во благо, а не во зло?