свартсугган (svartsuggan). В том же регионе в ходу было предание о Люссе – некоем подобии Дьявола. Весь год Люссе сидел на привязи, но в самую длинную ночь вырывался на свободу и разъезжал на свинье, держась за уздечку из змей. Ох, не поздоровится тому, кто окажется в это время на улице, не зная «Отче наш» или не попросив священника отпустить грехи!

Истории о свиньях-призраках можно разделить на несколько групп. В первой они принимают на себя функции, которыми обычно наделяют драконов: охраняют сокровища.

Во второй группе явно прослеживается морализаторско-предостерегающий мотив. В таких преданиях не происходит ничего страшного: рассказчик лишь предупреждает об опасностях, подстерегающих одинокого путника в темноте. Порой нет даже упоминаний о том, что делали свиньи и почему их боялись.

Дух тьмы мёрксугган – популярный сувенир в провинции Даларна

Так, сохранились воспоминания мужчины из Эстергётланда о том, как ему однажды довелось идти по лесной дорожке, где, если верить друзьям и соседям, то и дело появлялись огромный хряк и свиноматка. Существа эти вызывали неописуемый ужас, и место это следовало обходить стороной.

Наконец, третья группа историй – это предания о перевоплощении в свиней после смерти. Эта традиция, по всей вероятности, напрямую связана с гравсу (gravso, grav – «могила», so – «свиноматка») – датским родственником глусун.

Этот монстр, впервые упомянутый в Копенгагене в 1587 году, обитал на кладбищах, был черного или красного цвета, иногда без головы. Кто-то видел гравсу в сопровождении семи (или двенадцати) поросят. Гравсу служила предвестником смерти.

Позднее верования трансформировались, и тогда начали считать, что этим чудовищем становилась душа убитого новорожденного ребенка. В новом обличии гравсу атаковала всех подряд, причем особую опасность она представляла для людей, носивших кошельки из свиного мочевого пузыря.

Чем провинились свиньи?

Почему же такое внимание в фольклоре уделялось именно свинье? Причин тому несколько.

Во-первых, свиньи умны, из-за чего народ наделял их сверхъестественными способностями.

Во-вторых, свиньи всеядны. Во Франции против свиней даже возбуждались судебные процессы, где животных судили за умерщвление детей – и выносили им смертные приговоры. В Швеции, правда, подобных дел не было, но недоверие к свиньям все равно сохранялось.

В-третьих, с рождением поросят свинья, чувствуя малейшую опасность, проявляет агрессию. В этом она очень похожа на своего дикого родственника, кабана, неожиданное столкновение с которым вполне может привести к несчастному случаю.

Возможно, отношение к свинье изменилось с приходом христианства. Так, в северных странах археологи обнаружили шлемы с изображениями и фигурками свиней, а значит, они играли важную роль в древних скандинавских культах. Известно, что на щетине кабана викинги приносили клятвы, а в колесницу богини плодородия Фрейи были впряжены боровы.

Более того, жестокость и агрессивность, присущие кабанам и свиньям, виделись воинственно настроенным викингам положительными качествами: на поле боя нельзя ничего бояться и надо идти только вперед.

Со временем уважаемых боровов заменили свиноматки, отношение к которым стало негативным. Даже сегодня в Швеции пьяниц называют «захмелевшей свиньей» (fyllegris, fylla – «опьянение», gris – «свинья»), а сладкоежек слегка пренебрежительно – «конфетными свинками» (godisgris, godis – «конфеты», gris – «свинья»).

Другие обитатели кладбищ

На кладбищах встречались не только щуркугримы и глусун, но и трехногий черный Конь смерти (Helhäst, Hel – скандинавская повелительница мира мертвых Хель, häst – «конь, лошадь»[102]), иногда лишенный головы. Чаще всего он фигурирует в сказаниях Дании и Южной Швеции, где выступает предвестником смерти. Порой на коне восседает всадник – сама смерть.

Еще один обитатель кладбищ – драуг (draug), воскресший мертвец. Это отвратительно пахнущее существо, способное изменять собственные размеры, наделенное сверхъестественной силой, зверским аппетитом и наслаждающееся страданиями людей.

Драуг поднимается из могилы в виде дыма

Из своей могилы драуг поднимается в виде дыма и, принимая образ чудовища, отпугивает расхитителей могил. Иногда драуг из зависти забирается в захоронения богачей и охраняет чужие сокровища, будто они принадлежат ему самому. В некоторых селениях считали, что драуг нападает на людей исключительно потому, что у тех есть нечто, чего лишен он сам.

Драуги сводят обреченных жертв с ума либо убивают их, наваливаясь всем весом своего огромного тела, высасывая кровь, а то и поедая человеческую плоть, что делает их похожими на всемирно известных вампиров и зомби. Погибший и сам может превратиться в драуга.

Чтобы покойный не перевоплотился в призрака (либо, став таковым, не докучал людям), его тело нужно было пронзить деревянным колом, «закрепив» тем самым на месте. Еще один способ – сжечь труп и развеять золу над морем.

Впервые драуг упоминается в древнеисландской «Саге о Греттире». Речь в ней идет об исландцах, однако раннесредневековый эпос являлся общескандинавским, поэтому представления о драуге, видимо, были схожи в северных странах. В этой саге драугом предстает человек по имени Глам – весьма неприятный при жизни и вызывающий не меньше отвращения после смерти.

<…> Немного погодя люди стали замечать, что Гламу не лежится в могиле. Много было от этого бед людям: иные, увидев его, теряли сознание, а иные – и разум. Сразу после Рождества люди видели его на дворе. Взял их ужас. Многие кинулись прочь из тех мест. Скоро Глам стал ночью ездить верхом на коньке крыши, так, что крыша едва не рушилась. Стал он ходить потом и днем, и ночью. Люди не смели и заезжать в ту долину, хотя бы и по важному делу. Все в тех местах считали это великой напастью.

<…> В первый день Рождества люди поели и вышли искать пастуха. Они направились прямо к могиле Глама, решив, что пропажа пастуха – это, верно, его рук дело. Подойдя к могиле, они увидели, что стряслось, и нашли пастуха: у него была свернута шея и каждая косточка переломана. Они снесли Торгаута в церковь, и он с тех пор никому не делал вреда. А у Глама снова стала прибывать сила. Сделался он теперь так могуч, что все бежали прочь с Торхаллева Двора.

<…> Тут стало Торхаллю уже совсем невмоготу, и он уехал прочь со двора, забрав с собою все, что было возможно. А всю оставленную им скотину перебил Глам. После этого он стал ходить по всей долине, опустошая все дворы кверху от Междуречья. Остаток зимы Торхалль провел у друзей. Никому нельзя было заходить в ту долину с конем ли, с собакой ли – их тут же убивал