Время шло, продолжало крутиться в немыслимом ритме, Марина вместе с ним. Наступила зима, приближался Новый год, а за ним сессия. Учебы стало больше, дело шло к зачетам, надо было подчищать все хвосты, которых у Маринки пусть и не много, но набежало. Времени не хватало ни на что совершенно, было ни до чего. Ладно хоть сессия была не только у нее, но и у Борьки, он к учебе относился ответственно, видеться получалось пореже, но хоть не так обидно. Да еще на Марину напала неожиданная сонливость – она чуть не засыпала не только на лекциях, но иногда даже на семинарах, ложилась спать едва ли не в десять вечера – и все равно просыпалась с трудом.

– Да ты у нас, оказывается, медведь – впадаешь в спячку, – смеялась Ленка.

Наверное, от этого бесконечного сна, Маринка внезапно поняла, что немного поправилась. Больше не с чего было – еды много как не было, так и не появилось, нервотрепки только добавилось... Хорошо еще, что новые джинсы, купленные на поступление, были по моде широкими и с низкой талией, так что внезапная полнота не отразилась на форме одежды, а то бы беда. «Другие джинсы купить, чтоб модные – это проблема, а так я маму попрошу свитерочек посвободней связать, – решила Маринка. – Но вообще это не дело, чтоб жиреть-то, на каникулах поеду к маме и буду худеть».

Новый год встречали в общаге, огромной студенческой компанией. Борьки не было, он еще накануне сказал Марине, что будет встречать дома, с предками. Марину не пригласил. Она расстроилась было, но Борька, обняв ее рукой за плечи, начал шептать ей в ухо каке-то милые прздравительные глупости, а другой рукой в это время засунул ей что-то жесткое сзади под свитер. Марина ойкнула, выхватила это жесткое... Это был мобильный телефон. Не очень новый, кажется, не самый крутой – но все равно! Настоящий мобильник! Мобильники в институте были у очень многих, это уже было даже не модно, а «принято», почти «нормально», но Марине такая вещь была очень сильно не по деньгам. Даже самый дешевый телефончик стоил около сотни долларов, не говоря уже о плате за разговоры, куда уж тут... И вот Борька...

Марина повисла у него на шее, осыпая поцелуями и благодарностями, совсем забыв о том, что Новый год будет врозь и о неприглашении, а Борька бубнил что-то о том, что на телефоне лежит двадцать долларов, и что это не только новогодний, но и деньрожденный подарок, потому что на ее день рождения (Марине тридцатого января исполнялось восемнадцать) он уедет, его с ней не будет, и поэтому... Телефончик гладко лежал в руке. Марина была счастлива.

Потом, когда она, оборачиваясь назад, пыталась понять и разобраться, что и почему с ней случилось и где все пошло не так, этот момент неизменно всплывал у нее в памяти, как именно последняя вспышка абсолютного счастья. Впрочем, оно, по совести, уже и тогда не было абсолютным, все же маячили, маячили где-то сбоку разлука с неприглашением, ну да ведь счастье и вообще редко таким бывает, всегда какая-то мелочь примешается и испортит, а уж Марине-то из ее современности и вообще.

Потому что после Нового года все пошло наперекосяк. Сессия показалась Маринке с непривычки абсолютным кошмаром, на первом же экзамене она схватила трояк, да притом была рада, что не ушла вообще с двойкой, все другие были хоть и лучше в смысле отметок, но давались таким огромным трудом, что, может, и наплевать бы на эти отметки вообще, спать хотелось ужасно, голова болела и кружилась и конца-краю этому кошмару все не было.

Потом было прощание с Борькой, а потом она поехала на каникулы домой.

Дома все казалось Маринке каким-то маленьким, серым и скучным. На улицах лежал грязноватый снег, дома пахло куриными потрохами, делать было нечего. Общаться с теми из школьных подружек, кто никуда не уехал, было неинтересно и не о чем, и вообще, если б не мама, Маринка собралась бы обратно в общагу уже на третий же день. Мама явно соскучилась по Маринке, тут же начала вязать ей ко дню рождения новый свитер, старалась каждый день возвращаться с работы пораньше и приготовить что-нибудь повкуснее. Маринке было ее жалко. Вечерами она подсаживалась на диванчик, и, глядя на ловкое мелькание спиц в материнских руках, рассказывала ей про свое новое житье-бытье. Про Ленку – как ей повезло с соседкой, какая та умная и способная и как они хорошо ужились. Про Борьку – не все, конечно, а как они замечательно дружат и может быть, даже наверняка поженятся после окончания института. Мать вздыхала.

– Ты осторожней там. Мало ли что...

– Да ты о чем, мам?

– О том самом. А то принесешь, как я, в подоле, то-то радости...

– Ну мам! Ты уж вообще! Не буду тебе ничего рассказывать...

– Ты не обижайся на мать, ты слушай. Мать дело говорит. А то дурное-то дело нехитрое, а потом всю жизнь хлебать, я-то вон знаю. А жениться они все мастера, на словах-то...

Маринка сделала вид, что обиделась, встала и вышла в кухню. Вообще-то доля правды в материных, пусть и слишком прямолинейных, словах была, с той только поправкой, что о женитьбе они с Борькой вообще никогда не говорили. Для Маринки это казалось таким же естественным, как сама их любовь, а вот для Борьки... Ну, наверное, и для него тоже, а как иначе? Хотя надо будет, пожалуй, для верности спросить. Вот вернутся в институт, тогда...

На следующий день от нечего делать – мать уже ушла на свою птицеферму, погода была противной, никуда выходить не хотелось, да и некуда было выходить – Маринка стала разбираться в своем старом письменном столе. Перебрала книжки, отложила что-то перечитать, с улыбкой взялась пролистывать старые школьные тетрадки. Надо же, вроде, писала-писала, учила-учила – все оказалось ерунда. Хотя – в институт-то она все-таки поступила! Не такая уж, значит, ерунда...

Из одной терадки выпал маленький календарик. Маринка подняла его – на некоторых днях стояли красные крестики. Она снова улыбнулась. Это был ее «женский» календарь.

Месячные у нее всегда приходили очень неаккуратно. Перерыв мог быть то три недели, а то все два месяца. Лет в пятнадцать она услыхала от кого-то из подружек, что надо вести календарь. Взяла, стала размечать. Старалась где-то полгода, потом забыла, календарь куда-то завалился, так и осталось. А теперь – вот он. Смешно...

Маринка вгляделась в полустертые крестики, и ей потихоньку стало не до смеха. Она судорожно начала вспоминать, когда же это было с ней последний раз? Получалось – едва ли не летом. Да, точно, она как раз сдавала математику в институт, бегала еще, искала туалет в коридоре... Нет, потом еще раз было, они тогда только-только учиться начали. Но... Да нет, не может быть, она просто забыла. Это же, если так, получается... Октябрь, ноябрь... Четыре месяца с лишним. Нет, на столько никогда не пропадало, если только она... Но Борька же обещал!

Марина запаниковала. Вскочила со стула, побежала зачем-то в ванную. Вернулась, села на диван, попыталась взять себя в руки. Чего она запсиховала? Ну, задержка, так у нее всегда с этим было нечетко, а тут новая жизнь, город, экзамены эти... К врачу, конечно. Надо будет сходить, вот она вернется – и сходит. Ленку спросит, та, наверное, знает какого-нибудь врача... Мелькнула мысль, не спросить ли у матери, но Маринка ее отвергла. Мать расстроится, только ахать начнет, а что ахать? И потом, тогда придется про Борьку все рассказывать, а этого пока не хотелось.