на юге Руси, постоянная внешняя угроза с востока от болгар, большая имущественная дифференциация, а отсюда выступление эксплуатируемых низов против богатой «старой чади», «державшей» хлеб, интенсивная торговля и, наконец, создание корпорации местных феодалов, «Ростовской тысячи», — все это стимулировало возникновение местного городского самоуправления.

Помимо существования веча в крупных центрах, видимо, оно собиралось спорадически и в небольших городах северо-востока Руси. Так, при подавлении восстания 1071 г. решение о выдаче Яну Вышатичу волхвов было принято скорее всего с общего вечевого согласия жителей Белоозера.[469] В летописи сталкиваемся с характерным понятием «белозерци», подобным тому как обозначаются участники веча в других городах — «владимирци», «ростовци», «суждалци». Вероятно, общее собрание всех жителей погостов[470] возникало на всем пути вооруженных отрядов, восставших в 1071 г. Летопись сообщает, что мужчины, родственники «лутших жен», «привождаху к нима (т. е. к волхвам. — Ю. Л.) сестры своя и матери и жоны своя». Восставшие «убиваху жены те многи, а имения их взимаху к себе».[471] Надо думать, что подобные действия мужей, сыновей и детей были совершены не добровольно, а по принуждению, под угрозой расправы. А определить, кого конкретно из «лутших жен» обречь на гибель, было возможно только по общему приговору всех жителей погоста.[472]

К концу XII в. создалось самостоятельное административное управление и собственное вече в Переяславле. Радзивиловская летопись, отразившая переяславскую редакцию, и Лаврентьевская летопись позволяют довольно точно установить начало этого процесса. Впервые «переяславци» упоминаются под 1175 г. в статье о съезде после убийства Андрея Боголюбского. «Уведевше же смерть княжю Ростовци и Сужьдалци и Переяславци и вся дружина от мала до велика, съехашася к Володимерю.»[473] Но здесь название «переяславцы» скорее всего обозначает переяславских феодалов — бояр, часть «младшей» дружины. Это предположение подтверждается следующим сообщением. Князь Ярополк Ростиславич тайком от Михаила Юрьевича уезжает в Переяславль к местной дружине: «Ярополк же поеха отаи брата к дружине Переяславлю».[474] Уже через год, в 1176 г., Михаил Юрьевич сажает своего брата Всеволода на стол в Переяславле.[475] Сам этот факт позволяет предположить, что город уже имел собственное управление, которое заключало ряд с князем. В свою очередь подобное предположение дает возможность думать о существовании общегородского «законодательного» органа — веча. И это полностью подтверждается. Всеволод Юрьевич в своем обращении к противнику Мстиславу говорит: «а мене был с братом Бог привел и Володимерци [и переяславци — РА].»[476] И название «переяславци», и конструкция фразы, и прежде всего ее смысл показывают, что, так же как и под словом «владимирци», летописец имеет в виду горожан, жителей Переяславля. Он подчеркивает их юридическую правомочность приглашать себе князя наряду с владимирцами.

Совершенно четкую программу политических требований именно переяславцев находим в статье 1177 г. Когда Мстислав Ростиславич сорвал переговоры со Всеволодом, то последнему переяславцы заявили: «Ты ему (т. е. Мстиславу. — Ю. Л.) добра хотел, а он головы твоея ловить, поеди княже к нему, нас перестояв, а то ему дети ны [и — РА] жены, брату твоему Михалку умершю еще девятого дне нетуть, а он хочеть кровь прольяти».[477]Еще более определенно читаем начало фрагмента в местном Летописце Переяславля Суздальского: «Ты ему добра хотел, а он головы твоея ловит. Поеди, княже, к нему, яко ни во что же имамы живот свои за твою обиду, и не дай ны Бог ни единому возвратитися, аще ны от Бога не будеть помощи, нас переступив мертвых, да оно ему жены наша и дети наша. .»[478] Как видим, переяславцы выступают очень решительно против князя, которого им пытаются посадить вопреки их желанию, без решения веча, без поряда с местными коммунальными органами. Вслед за владимирцами они прямо провозглашают: лучше смерть и полон жен и детей, нежели подчинение чужой власти, чужой администрации, правление князя, навязанного городу чужой силой. В результате требования переяславцев молодой и не очень опытный Всеволод буквально был вовлечен в дальнейшую междоусобицу. Столь же активно действуют горожане Переяславля и в конце XII–XIII в. После занятия великого княжеского стола во Владимире бывшим переяславским князем Всеволодом Юрьевичем город наряду со столицей имел собственного князя — Ярослава Всеволодовича. Характерно, что Ростов получил своего князя значительно позднее, только в 1206 г.

В 1216 г., после поражения в Липицкой битве, Ярослав прибежал в свой Переяславль.[479] Интересно, что переяславцы приняли его, несмотря на поражение, дали возможность заключить мир, хотя вся округа была разорена союзниками Константина еще до Липицкой битвы.[480] Итак, вече существовало и в Переяславле Залесском, быстро растущем городе Северо-Восточной Руси. Видимо, оно возникло в 70-х гг. XII в., почти одновременно с владимирским, и политическая цель его была такая же, что и владимирского веча, — коммунальная свобода, возможность приглашения на свой стол «собственного» избранного князя.

Летопись сохранила известие, показывающее на дальнейшую эволюцию вечевого строя в Северо-Восточной Руси. Из сообщения, относящегося к началу 60-х гг. XIII в., узнаем, что этот правовой институт стал существовать во всех крупных городах Владимиро-Суздальского княжества, например в Ярославле. Нашествие татар, видимо, не поколебало общей тенденции развития городского самоуправления. Под 1262 г. в рассказе о восстании против иноземного ига читаем: «Избави Бог от лютого томленья бесурменьского люди Ростовьския земля, вложи ярость в сердца крестьяном, не терпяще насилья поганых, изволиша вечь и выгнаша из городов из Ростова, из Володимеря, ис Суждаля, из Ярославля».[481]

Возникает вопрос: какова же социальная структура веча на северо-востоке Руси, какие классы или группы участвовали в коммунальных органах? Владимирская летопись, сохранившаяся в ряде памятников, содержит немного фактических данных, позволяющих ответить на поставленный вопрос. Все это заставляет очень внимательно и в тоже время осторожно отнестись к любому упоминанию о составе городского веча северо-востока Руси XII–XIII вв. В сообщении о междоусобице есть несколько таких известий. Прежде всего отметим, что летописец не скрывает плебейского происхождения нового политического органа власти Владимира. Клирик — горожанин, наоборот, гордо подчеркивает, что ростовцам и суздальцам, жителям «старейших» городов, противостоят «новии же людье мезинии Володимерьстии». Но заявление местного летописца, несмотря на то что оно очень интересно, не содержит фактических данных для определения социального состава городов северо-востока. В самом деле, нельзя же предположить, что все вече Владимира состояло из свободной городской бедноты — ремесленников, беглых холопов, обезземеленных смердов, люмпена и т. д. Так же как нельзя допустить, что вече Ростова и Суздаля сплошь состояло из родовитого старого боярства. Безусловно, во всех городах существовали низы и аристократы. Без этих двух категорий нельзя представить ни одного феодального общества. Были подобные социальные прослойки и во Владимире, и