Суздале, и Ростове. Выражение «новии же людье мезинии» надо понимать не как люди бедные, неимущий, малосостоятельные, а как не знатные, не родовитые, молодые (кстати, этому выражению и противостоит определение «старейшие», которое дает летопись), в смысле новые.[482] Эти люди, впервые вышедшие на политическую сцену, сразу, как подчеркивает летописец, стали бороться против гегемонизма старых, опытных, богатых традициями коммунальных органов городов Ростова и Суздаля. Именно в этом смысле надо понимать и другое выражение, попавшее во владимирскую летопись и даже сыгравшее определенную роль в нашей историографии. Речь идет об угрозе, вложенной летописцем в уста ростовцев и направленной против все тех же непокорных владимирцев. Они «молвяхуть: „Пожьжем и (т. е. Владимир. — Ю. Л.), пакы ли [а — РА] посадника в немь посадим, то суть наши холопи каменьници!»[483]Эта цитата, которая, на наш взгляд, мало что дает для понимания структуры и социальной природы веча, тем не менее привела некоторых исследователей[484] к решающим выводам: владимирские коммунальные органы состояли из «мизинии» людей — ремесленников и «горожан»,[485] в них никогда не было феодальной прослойки. Вероятно, делающие подобные выводы исследователи не прочли внимательно известие. Прежде всего, оно никак не может служить подкреплением гипотезы о ремесленном, «горожанском» составе веча. Ведь в цитате речь идет не о горожанах-ремесленниках. Парадоксально, но «холопи каменьници» (каменщики) никогда и не могли присутствовать на вече, так как они несвободны, юридически недееспособны. А следовательно, они неправомочны не только принимать решения (а особенно такие, как приглашение собственного князя на самостоятельное княжение во Владимир), но даже и присутствовать на вече.

Что же представляет собой выражение «холопи каменьници»? Это презрительная кличка. Она обозначает всех владимирцев, всех членов владимирского веча, в том числе и бояр, и богатых купцов. Употребляя подобное выражение, родовитые и знатные ростовцы хотели показать незнатность своих противников, этих политических плебеев, выскочек. Они буквально повторили то же, что говорили о себе владимирцы. «Холопи каменьници» — эквивалент, синоним выражения «новые», «мезинии людье». К XII–XIII вв. подобная прослойка «новой» знати уже претендовала на политическое значение. Класс феодалов, естественно, перманентно пополнялся из других социальных сред. Как указывал В. И. Ленин, «класс есть понятие, которое складывается в борьбе и развитии. Стена не разделяет один класс от другого».[486]

Владимирский летописец — не единственный, кто подчеркивал «худородость» «новых людей», бояр, слуг князя, вечников в отличие от родовитой «старой чади». Галичский сводчик в одном из сообщений, попавших в Ипатьевскую летопись, упоминает влиятельного боярина из смердов. Это тоже «новый» человек. Как раз в 70—80-е гг. XII в. оформляется новая, незнатная по своему происхождению, но влиятельная прослойка, возглавлявшая некоторые административные органы Новгорода. Это тоже «новые люди». Видимо, процесс появления подобной прослойки, пополнившей класс феодалов и происходившей из низов, из «смердов» или других эксплуатируемых прослоек (прежде всего из министериалитета), был весьма интенсивен в указанный период.[487]

Презрительное выражение «мезинии людье», кличка феодальных «нуворишей», — отнюдь не исключение на страницах наших летописей. Ни владимирские, ни киевские, ни московские летописцы никогда не стеснялись в выражениях своих эмоций по поводу политических соперников. Те же владимирцы, столь рьяно защищавшие свое право на свободу и столь много потерпевшие от ростовцев, очень метко и зло сравнивают новгородцев, разбивших войско Андрея Боголюбского в 1169 г., с жителями Содома и Гоморры, которые были наказаны богом за свой непотребный образ жизни.[488]

Перед битвой за Киев в 1016 г. воевода Святополка Владимировича киевлянин Волчий Хвост издевался над новгородцами, обзывая их плотниками. «И нача воевода Святополк. именем Волчеи Хвост, ездя возле берег, укорятии Новгородцы, глаголя:,По что приидосте с хромцем сим (т. е. с Ярославом Владимировичем. — Ю. Л.). А вы плотницы суще, приставим вас хоромов наших рубити"».[489] Но кроме ремесленников в новгородском ополчении были купцы и бояре. Феодалы (бояре, служилые люди, гридьба, пасынки) составляли костяк войска. Более того, в рати князя Ярослава Мудрого, возглавлявшего новгородцев, было около тысячи варягов, вообще не имевших никакого отношения к деревянному строительству. Поэтому кличка «плотники» имеет издевательский оттенок по отношению к новгородцам вообще, а не определяет действительную профессию всех воинов. Кстати, и сама летопись прямо говорит о «воях»: «И собрав воя Ярослав, Варяг 1000, а прочих вой 30 000, и поиде на Святополка.»[490]

Московский летописец еще более хлестко определил образ жизни и политический порядок Господина Великого Новгорода. Сообщая в Московском летописном своде 1480 г. об изгнании очередного неудачного князя, сводчик — москвич не удержался от откровенных ругательств в адрес новгородцев, доставивших московскому великому князю с защитой своей независимости столь много неприятностей. «Того же лета выгнаша Новогородци князя Романа Мстиславича, таков бо бе обычаи оканных смердов изменников».[491] Комментарии излишни. Но вот что заслуживает внимания. Москвич абсолютно точно повторяет ростовцев. Сводчик, житель Москвы, составлявший официальный летописный свод и, следовательно, имевший самое непосредственное отношение к государственной доктрине самодержавия, как убежденный сторонник централизации и единодержавия с презреньем и ненавистью относится к Новгороду, в чьем коммунальном органе власти — вече, пускай номинально, принимают участие простые, незнатные люди. Поэтому для него все вече, все горожане, в том числе и такие, которые могли поспорить с лучшими боярскими родами Москвы и обладали средствами, которых хватило бы на покупку половины столицы, — смерды, грязные мужики, низы, не понимающие значения и символа власти великого князя. Попытки Новгорода, пытавшегося спастись от когтей двуглавого византийско-московского орла, вызвали только дополнительную хулу — «оканные», «изменники».

Итак, в обоих случаях вечевой строй не вызвал у летописцев положительного отклика. Другое дело, что ростовцы и москвичи смотрели на него с разных политических позиций. Важно то, что выражения «оканные смерды изменники», «холопи каменьници», так же как и «новии людии мезинии», являются метафорами, приемами литературного стиля летописца, а не определением действительного факта.

Надо ли полагать, что лишившись столь эффектных (впрочем, и столь же легковесных) определений, нельзя установить социальный состав северо-восточного веча? Думается все-таки, что это возможно.

Прежде всего отметим, что термин «горожане», которым так смело оперировал Н. Н. Воронин, вряд ли что-нибудь может дать для ответа на поставленный вопрос. Горожане включают в себя различные категории и сословные группы. A priori, основываясь только лишь на составе новгородского общества, можно предположить, какие именно группы свободных людей участвовали в вече.

Одной из групп населения, принимавших участие в вечевых собраниях, были ремесленники. Но напрасно искать эту категорию или ее синонимы в летописях. Выражение «холопи каменьници» — метафора для презрительного отношения к незнатным владимирцам — мало что дает для определения существования этой