очень мало. Гласные думы Бабинцев и Куршаков организовали отряд самообороны, и в Котельниче все было тихо вплоть до ноября. В ноябре большевики начали агитацию среди рабочих и в воинском гарнизоне. Агитация шла плохо. Все же была организована группа в тридцать активистов, которая провела подпольное собрание и потребовала восьмичасовой рабочий день, выборов рабочих комитетов на предприятиях, организации союза металлистов, союза кожевенников и кружка изучения устава партии большевиков. Власть, в планы которой организация кружка по изучению большевистского устава не входила, активистов арестовала. В ответ большевики… В ответ власти… Так продолжалось до шестого декабря. В этот день на железнодорожную станцию Котельнич прибыл состав с летучим отрядом из шестидесяти балтийских матросов. Оказывается, рабочие спичечной фабрики собрали денег и отправили в Петроград гонца за помощью.

Помощь приехала, окружила город, штурмом взяла штаб самообороны, арестовала уездного комиссара, изъяла в ходе обысков по всему городу сотни винтовок и гранат. На следующий день большевики объявили о создании временного революционного комитета и передаче ему всей власти в городе и уезде. Само собой, ни городская дума, ни гласные уездного земства новой власти не признали. Более того, в местной прессе началась кампания по дискредитации большевиков, которая продолжалась почти две недели. Через десять дней думу распустили, гласных арестовали, а для управления городом выбрали комиссию во главе с солдатом, поскольку все кухарки в ужасе попрятались и еще не были готовы управлять государством.

Население новую власть не поддержало. Купцы закрыли лавки, а чиновники перестали ходить на работу. Еще и левые эсеры, у которых в уездном совете, в отличие от большевиков, было большинство, взяли и все деньги из местного отделения госбанка спрятали в тайнике. Да и с какой, спрашивается, радости, поддерживать новую власть, которая уже через месяц своего правления начала отбирать у граждан продовольствие и отправлять его в Петроград. В январе восемнадцатого в столицу отправилось десять вагонов зерна и двести голов скота. Через два месяца состоятельных граждан Котельнича обложили контрибуцией в триста тысяч рублей. Деньги каждый из списка состоятельных граждан должен был внести в казначейство в трехдневный срок. Балтийские матросы, которые в Котельниче занимались реквизициями и взыскивали налоги, на своем штабе вывесили черный флаг с надписью «Анархия – мать порядка». Начались ежедневные обыски и расстрелы. Обыватель уже не был напуган – он просто умирал от страха. Надо сказать, что не только обыватель боялся балтийских матросов – новая власть их тоже побаивалась. Так побаивалась, что послала в Петроград гонца, чтобы утихомирить ту помощь, которую прислали в прошлый раз.

Новая помощь представляла собой десант из четырнадцати петроградских коммунистов. Их лидер Удалов опирался на штыки отряда Красной гвардии. В марте на третьем съезде Советов… эсеры заблокировали все решения большевиков и избрали своего председателя. Съезд строго спросил у командира балтийских матросов Журбы, куда он дел средства, полученные от населения, которое обложил чрезвычайным налогом. Журба не стал уходить от ответа – он просто пообещал установить в зале пулеметы и всех делегатов… Уж как удалось его уговорить не делать этого – не знаю. Может, объявили перерыв в прениях, и все пошли пить чай с баранками в буфет, а может, и не чай, а коньяк из дореволюционных купеческих запасов. В результате за перегибы, самоуправство, самовластие, неподчинение Совету рабочих и крестьянских депутатов Журбу… не тронули, но арестовали его заместителя, председателя Временного революционного комитета и уездного совета большевиков, а также его секретаря. В том же месяце Журбу попыталась утихомирить чрезвычайная следственная комиссия Уральского совета, но в ответ на предложение сдать оружие тот предложил взорвать Котельнич. Все же после переговоров отряд согласился покинуть город и, к громадному облегчению всех котельничан, укатил вместе с командиром в Петроград для подтверждения своих полномочий. Ходили упорные слухи, что вместе с Журбой укатили в Петроград экспроприированные у бывших экспроприаторов золото и драгоценности90.

Отъезд балтийцев ненадолго разрядил обстановку – начиналась Гражданская война. В мае на станцию прибыла взрывчатка на имя владельца аптеки Федорова. То есть прибыла не взрывчатка, а подозрительный груз, про который бдительные железнодорожники сообщили местным чекистам. Ящики вскрыли, сопровождающих груз расстреляли, дом Федорова взяли штурмом, и самого Федорова тоже расстреляли. В июне в город под видом мешочников прибыла группа белых офицеров. Они хотели отбить у большевиков семью Николая Второго, которую, по их данным, должны были перевезти в Котельнич в связи с тем, что на Екатеринбург наступали части Колчака. Освобожденную царскую семью предполагалось на катерах доставить в Архангельск. Не успели офицеры…

В июле большевики решили поставить большую кровавую точку в политической борьбе с левыми эсерами, разоружили штаб левых эсеров и расстреляли лидеров. В сентябре в Котельниче, окруженном крестьянскими восстаниями в волостях со всех сторон, начался красный террор. Были расстреляны председатель уездного совета народных судей, урядник, исправник, пристав, земский начальник, два учителя и владелец чугунолитейного завода. За контрреволюционную агитацию был расстрелян не кто-нибудь, а первый председатель Совета рабочих депутатов. Революция не то чтобы пожирала своих детей – она жрала всех подряд. И все это на фоне непрекращающейся продразверстки, к которой добавилась национализация.

К маю восемнадцатого года национализировали спичечную фабрику, чугунолитейный завод, механические мастерские, гостиницы, столовые, чайные и даже железнодорожный буфет. Крупяной завод и все имущество купцов Кардаковых были национализированы еще в семнадцатом. Сначала завод передали на хранение последнему и теперь уже бывшему владельцу. Потом Петр Кардаков работал на этом заводе мастером-инструктором, потом заведовал артелью инвалидов «Геркулес». Именно так – артелью инвалидов «Геркулес». Потом стал «лишенцем», потом уехал с семьей на Урал, потом завод от небрежения рабочих сгорел.

Три квадратных метра

В двадцатом году построили городскую электростанцию, а через год начался нэп, ожили кустари, полумертвая частная торговля и кооператоры. В двадцать третьем вновь открылась Алексеевская ярмарка, и ее оборот за два года вырос с полумиллиона до почти миллиона уже советских рублей. К двадцать пятому закончили строить железную дорогу на Нижний, а утром двадцать шестого мая двадцать шестого года деревянный Котельнич загорелся и горел до тех пор, пока две трети города не выгорело. Конечно, сначала думали, что быстро потушат, конечно пожарных не оказалось на месте, конечно дул сильный ветер, который перенес искры на склад пакли и льна, конечно в тот день, как на грех, часть льняной кудели подсушивали на крыше… Центр города горел так, что по улицам валялись сгоревшие заживо поросята, куры и гуси. У сгоревшего рыбного склада ели жареную рыбу, от бакалейного склада по мостовой текли ручьи расплавленного