Тут же на площади стояла статуя Венеры, ещё оставшаяся от римского господства, вокруг неё царил спонтанный овощной рынок. Идальго смерил взглядом торговцев овощами, те, понимая, что – перед ними богатый уважаемый человек, почтительно поклонились.

Идальго подошёл к своему верному коню, вдел левую ногу в стремя и ловко сел в седло. К Пуэрто-дель-Соль, словно лучи Солнца сходились множество мадридских улиц, караван повернул на одну из них, Колье-Майор. По ней скакали всадники в широкополых шляпах, громыхали золочённые кареты грандов и кортесов[90].

Колье-Майор плавно перешла в парк Кампо-дель-Моро, за которым уже виднелся дворцовый собор Нуэстра-Сеньора-де-ла-Амульдена и королевский дворец. Дон Рамирес ди Саллюста спешился и протянул капитану королевской стражи охранную грамоту, увенчанную печатью самого всесильного герцога Альба. Капитан, человек благородного происхождения, прочитав документ, тотчас же отдал распоряжение пропустить ди Саллюста к герцогу.

Встреча эмиссара и герцога прошла как обычно: ди Альба был человеком хитрым, осторожным и если потребуется – двуличным, впрочем, при испанском дворе иначе не выжить, но всё же умел ценить преданность короне и, конечно же – себе. После прибытия эмиссаров из колоний Нового света его владения в графстве Лерин, самом древнем в Наварре, откуда и происходил род ди Альба Архона, становились ещё богаче. Поговаривали, что у герцога золота гораздо больше, чем в королевской казне.

Дон Рамирес вручил герцогу все сопроводительные бумаги, тот бегло их просмотрел с явным удовлётворением. Идальго прекрасно знал, что все его отчёты будут переписаны с выгодой для министра, но сие обстоятельство его мало волновало – главное, он доставил золото, оно – в Мадриде, на этом функции эмиссара заканчиваются.

Как и положено, по светскому этикету, идальго справился о здоровье королевской четы. Ответ последовал несколько неопределённый: королева утомлена, не сможет по обыкновению принять идальго, возможно, – через несколько дней… А Его Величество себя прекрасно чувствует и пребывает в одном из своих замков в Сарагосе.

Дон Рамирес припомнил, что перед тем как покинуть Мадрид, почти год назад, при дворе распространился слух о некой болезни королевы. Никто из медиков не мог установить: чем же она больна? Недуг прогрессировал, и теперь Изабелла большую часть времени пребывала в постели под присмотром многочисленных медиков.

Идальго постигло разочарование: беседа с королевой, увы, не состоится. Он любил рассказывать ей о своих похождениях, та же относилась к дону Рамиресу с пониманием. Ему нравилось, как королева сидела в кресле с высокой спинкой, отчего казалась необыкновенно величественной; она кивала головой, когда слушала, при этом пышная фреза[91], предававшая её лицу дополнительный оттенок белизны, слегка покачивалась. К сожалению, дона Рамиреса лишили удовольствия лицезреть прекрасную Изабеллу. От этого ему стало грустно: почему? – вероятно, он видел в королеве идеал испанской женщины…

* * *

Дон Рамирес покинул Королевский дворец в хорошем настроении: наконец он получил столь желаемую инвеституру. Проследовав в сопровождении своих слуг по Колье-Майор, он свернул на перекрёсток улиц Паса и Панесильо[92], где возвышалась церковь Сан-Мигель, из ворот которой викарий раздавал хлеб с изюмом беднякам.

Дон Рамирес извлёк из кармана горсть мелких серебряных монет и бросил их в толпу нищих. Они тот час забыли о подаянии викария и, словно собаки, на четвереньках, принялись собирать монетки, вырывая друг у дуга из рук.

Идальго усмехнулся: ничего не меняется! Сколько раз он возвращался из Мадрида этой дорогой домой – постоянно наталкивался на нищих около Сан-Мигель.

Улица Паса заканчивалась небольшой площадью Пуэрта-Серрада[93], где располагался приют бродяг, который содержала церковь Сен-Мигель. Там же находили пристанище и преступники, спасавшиеся от погони. По закону, если преступник успевал скрыться за Пуэрта-Серрада, стражники не имели права войти в убежище, переступив Закрытые Ворота.

У идальго возникло странное чувство, затем он услышал голос… Натянул поводья и остановил лошадь, затем спешился и постучал в Закрытые Ворота. Тотчас же в них отворилась небольшая калитка, солнце уже садилось, но некто явно избегал его лучей, не покидая тенистого помещения.

– Дон Рамирес ди Саллюста? – спросил некто вкрадчивым голосом. Идальго кивнул. – Входите, мы ждём вас.

Дон Рамирес, повинуясь приглашению, преступил через Закрытые Ворота и исчез в темноте приюта. За ним безоговорочно последовали двое слуг.

Барон Рене Альварес ди Калаорра де Бланшефор, миновав пиренейский перевал, прибыл в Испанию почти три года назад. Поначалу у него возникло желание не удаляться от Пиренеев, ведь по ту сторону гор – его владения, правда полностью разорённые и пришедшие в упадок. Рене захотелось осесть в Андорре, купить небольшой замок, жениться… Но… жажда познания и приключений нещадно гнала его вперёд.

Почти год он путешествовал по Кастилии, побывав во всех крупных городах, включая Памплону, Сарагосу, Барселону, Таррагону… В Таррагоне у барона ди Калаорра возникла мысль: а не сесть ли ему на корабль и отправиться, скажем, на Кипр? – а может, в Танжер[94]или Алжир? – повидать заморские земли… Но что-то остановило Рене: планы резко поменялись, и он направился в сердце Испании – Мадрид.

Путь от Таррагоны до Мадрида был неблизким. Уже наступил вечер, когда Рене достиг предместьев небольшого городка Морелья, располагающегося высокого в Иберийских горах. Он сильно устал от постоянного напряжения, ибо большая часть дороги представляла собой крупой серпантин – чуть оступишься и прощай жизнь!

Рене проследовал через городские ворота. Солнце клонилось к закату, освещая своими последними всполохами строения.

Он остановился, в душе зрело предчувствие опасности. Но не той, что при столкновении с нечистой силой, это было скорее обострившееся чувство самосохранения.

«Сдаётся мне, этот милый городок населён горцами-разбойниками…»

И Рене ди Калаорра не ошибся. Пришпорив коня, он направился по одной из узких улочек, его обдало отвратительным запахом отходов, они валялись прямо на земле, вокруг них кружили мухи. Рене поморщился. Неожиданно до него донеслись голоса.

Один из них, более молодой буквально кричал:

– У меня ничего нет, кроме коня! Оставьте его!

– Ничего благородный кабальеро, купишь нового! – одновременно возразили два других хриплых голоса.