Дон Рамирес снова взял перо, пробежал глазами записи.

– Опять не то, – слишком мало. И это может показаться подозрительным, даже в Ла-Коруньи, не говоря уже о Мадриде.

Он скомкал лист бумаги и бросил его в медную чашу, стоявшую рядом с письменным столом. В чаше за несколько последних дней, в течение которых идальго занимался бумагами, скопилось изрядное количество пепла. Он взял едва тлеющую свечу и поднёс к скомканному листку, который тотчас занялся огнём.

Дон Рамирес вздохнул: бумажная работа ему порядком надоела, но всё же снова погрузился в записи. Шло время, близился полдень.

В комнату идальго робко вошёл слуга.

– Что тебе? – резко спросил дон Рамирес, оторвавшись от записей.

– Господин, уже – полдень. Вы даже не завтракали…

– Да, и то – правда. Принеси вина и ветчины. Отобедаю позже, не до того.

Слуга поклонился и удалился за вином.

– Теперь я доволен, – дон Рамирес ещё раз просмотрел записи, отложил их с победным видом и потянулся: спина и шея затекли от долгого сидения на жёстком стуле. – Завтра или, в крайнем случае, – послезавтра, надо выходить в море. Но…

Этим многозначительным «но» был дон Себастьян ди Барбалес, наместник Венесуэлы[80]. Дона Рамирес мучили сомнения и подозрения: наместник слишком уж был подобострастен по отношению к нему, хотя идальго прекрасно знал о его скверном взрывном характере. Вот уже месяц, как ди Саллюста пребывал в Венесуэле, наместник всё это время представлял собой образец поведения и манер испанского гранда.

Идальго понимал: наместник замышляет нечто, и не желает делиться с ним ни планами, ни добычей. И это обстоятельство весьма тяготило ди Саллюста, ибо он считал себя весьма ловким человеком, и вовсе не желал, чтобы наместник, хоть и захолустной колонии, обвёл его «вокруг пальца».

Путём подкупа и обещаний, дон Рамирес выяснил у одного из людей наместника, что тот снарядил экспедицию в некий таинственный город, который у местных племён называется Аусталькаль. Экспедиция явно задерживалась, прошло достаточно много времени с того момента, как отряд ушёл с проводником по направлению к северной оконечности озера Маракайбо, но от кабальеро[81], возглавляющего её, не было никаких известий.

Дон Рамирес пытался разобраться: не уловка ли это, дабы скрыть найденное золото? – или действительно с отрядом что-то произошло…

Но время отплытия неумолимо приближалось, идальго не мог более оставаться в Венесуэле – король Испании жаждал золота.

Размышления идальго прервал вошедший слуга, он держал в руках поднос, на котором стояла бутылка отменной мадеры и серебряная тарелка с тонко нарезанными кусочками ветчины, рядом с ней лежала изящная вилка.

Дон Рамирес оглянулся.

– Поставь на стол…

Слуга исполнил приказание, поклонился, но не ушёл.

– Что ещё? – удивился идальго.

– Господин, прибыл один из людей наместника… Словом, он из тех, что ушли в таинственный город за золотом.

Идальго встрепенулся.

– А остальные?

Слуга пожал плечами.

– О них ничего не известно. Наверное, погибли.

Ди Саллюста поспешил к наместнику, по дороге обдумывая: как он будет действовать? – вероятнее всего, придётся прижать ди Барбалеса тем фактом, что ему всё известно. А, если будет отрицать и препираться: пригрозить инквизицией – увы, но это самый верный способ добиться взаимопонимания!

* * *

По мере приближения к резиденции наместника, у дона Рамиреса усиливалось неприятное предчувствие. Он проследовал через ворота, стражники вытянулись по струнке при виде эмиссара Его Величества, и беспрепятственно вошёл в дом.

Как ни странно, но идальго тотчас почувствовал сильнейший запах пороха; затем услышал крики, отчётливо выделяя голос наместника.

– Негодяи!!! А вы куда смотрели?! Подите прочь! – устраивал тот выволочку своим нерадивым слугам.

Дон Рамирес поднялся на второй этаж, откуда доносились крепкие ругательства наместника. Мимо него пронеслись два испуганных стражника.

Наместник стоял посередине комнаты, буквально залитой кровью. Дон Рамирес обомлел, перед его взором открылась страшная картина: на полу лежал растерзанный стражник, несмотря на кирасу из отменного иберийского[82]металла, его грудная клетка были буквально разворочена, да так, что виднелись рёбра и внутренние органы.

– Боже Всевышний! – воскликнул эмиссар.

Дон Себастьян, стоявший у открытого окна, его явно мутило, обернулся.

– Вы, как всегда во время, дон Саллюста. Что скажите?

Эмиссар удивлённо вскинул брови.

– Вы, дон Себастьян – наместник Венесуэлы. Я же – всего лишь эмиссар, выполняющий волю короля. И вы, простите, должны сказать, что происходит!

– В том-то всё и дело, что я не знаю… Вот посмотрите на него, – наместник указал на истощённого человека, лежащего в углу комнаты, дон Рамирес его сразу и не заметил.

– Кто это? – поинтересовался эмиссар.

– Хулио Мурильо, единственный человек, вернувшийся из экспедиции. Остальные сто испанских конкистадоров и пятьдесят местных дикарей, пожелавших служить Его Величеству королю Испании, видимо, погибли.

– Вы послали сто пятьдесят человек?! – воскликнул дон Рамирес.

– Да. Иначе просто не было смысла: города тольтеков слишком огромны и населены. Не сомневаюсь в вашей осведомлённости, наивно полагать, что вы не подкупили пару-тройку моих людей. Не скрою, я ничего не хотел говорить вам об экспедиции в таинственный город, который согласно легендам полон золота. Не известно, чем бы она закончилась… Словом, вы бы доложили обо всём Его Величеству, возможно преждевременно. Видите, как обернулось дело…

Наместник нервничал и постоянно утирал лицо платком.

– Да уж… – эмиссар подошёл к мёртвому Хулио Мурильо, его голова была разнесена на части выстрелом из аркебузы. – Отличный выстрел.

– Гарсия подоспел, – наместник указал на крепкого мужчину, стоявшего около двери. – Он – отличный стрелок и охотник. Кстати, он и нашёл несчастного обезумевшего Мурильо на окраине леса. Тот бормотал что-то бессвязное…

– Да, господин, он говорил, что там полно золота! Но люди – не люди, а демоны! – вмешался Гарсия.