На противоположной стороне улицы первым домом советских Бутырок стало строение под № 75. Выглядит оно сегодня как типичное современное офисное здание. Но до предпринятой в начале XXI века перестройки оно являлось ярким образцом конструктивизма и предназначалось для размещения фабрики-кухни. Сегодня про эти заведения общественного питания стали забывать, а ведь в первые годы советской власти именно они приобщили большинство москвичей к элементарной гастрономической культуре!

Целые поколения наших предков завтракали, обедали и ужинали под одним и тем же замшелым девизом: «Щи да каша – пища наша!», по праздникам прибавляя к этому селедку с луком. Элементарные, но требующие затрат времени на приготовление блюда типа котлет, салата или компота оставались доступными лишь зажиточным слоям, имевшим возможность держать кухарку. А потому вполне оправдан малопонятный для нашего современника восторг рабочих 20-х годов при виде «кухонных цехов», способных дешево и вкусно накормить или снабдить разнообразными полуфабрикатами тысячи людей ежедневно.

Так, фабрика-кухня на Бутырке рассчитывалась на шесть тысяч ежедневных обедов, посетителей принимали три просторных, светлых и чистых зала, а на первом этаже открылся магазин-кулинария. Здание было выстроено в 1929–1930 годах по проекту архитектора К. Н. Яковлева[89].

В 30-е годы на улице успели возвести еще два капитальных строения – школу и производственный корпус. Прекрасное школьное здание (Бутырская улица, № 42) выстроили по проекту А. В. Машинского. Среди многих других типов учебных построек 30-х годов школы Машинского выделялись особо нарядным обликом – не зря в Москве их построили около двух десятков. Вынесенные далеко вперед перед высоким центральным объемом пониженные на один этаж боковые крылья создавали впечатление почти дворцовой композиции[90]. Так, в сущности, оно и было – вплоть до 1935 года капитальные школы являлись для городских окраин большой диковинкой, и лишь массовое строительство 1935–1940 годов превратило их в самый привычный элемент городской застройки.

Школа на Бутырской была хорошо и со вкусом отделана. Возможно, именно это в сочетании с ее расположением на шумной магистрали послужило причиной смены ее назначения. С конца 50-х годов в ней размещались районные Советы депутатов трудящихся – Тимирязевского, затем Свердловского районов. При приспособлении школы под административное здание ее трехэтажные крылья надстроили вровень с центральным объемом, исказив первоначальный облик.

Сильным переделкам подверглась и еще одна школа (Большая Новодмитровская улица, № 63), хорошо видимая с Бутырской улицы. Она была выстроена во второй половине 30-х годов по проекту М. Г. Куповского и долго служила по прямому назначению. В начале XXI века над четырехэтажным зданием возвели пятый этаж, а фасады украсили с помощью современных отделочных материалов.

Перпендикулярная Бутырской Новодмитровская улица упирается в стальные пути Савеловского направления. Когда-то здесь был переезд, по которому можно было проехать в обширный треугольник, образованный тремя железными дорогами – Рижского, Савеловского направлений и веткой, соединяющей Белорусское и Курское направления. Закрытие переезда привело к тому, что сегодня эта территория практически изолирована от остального города. Транспортная связь с ней осуществляется только по переезду на стыке улиц Двинцев и Складочной, а также под путепроводом в переулке Добролюбова. Правда, есть еще один путепровод под путями Рижского направления, однако его вертикальный габарит настолько мал, что этой дорогой могут пользоваться лишь невысокие легковые автомобили. К тому же на протяжении многих лет углубление под путепроводом было залито водой. Автомобили проезжать там не могли, а для пешеходов были устроены мостки. Проходя по ним под путепроводом, приходилось нагибаться.

Школа на Бутырской улице, № 42. Архитектор А. В. Машинский

Самое высокое сооружение на треугольнике – полиграфический комбинат «Молодая гвардия» (Новодмитровская улица, № 5а), выстроенный в 1967–1970 годах. С Бутырской улицы видна 19-этажная башня издательства. Низкий переход связывает ее с Г-образным в плане корпусом офсетной печати. Архитектору Р. Сунчелею и конструктору К. Дорохину удалось спроектировать эффектный ансамбль[91]. Жаль только, что поставлен он в глухомани, куда редко забредают прохожие и где любоваться им могут разве что работники окружающих промышленных предприятий.

Самое известное в этих местах произведение архитектуры конструктивизма – здание клуба фабрики «Свобода» (позже Дворец культуры имени Горького) – расположено на Вятской, а не на Бутырской улице, но совсем рядом с последней и неплохо с нее просматривается. А обратить на него внимание стоит.

Во второй половине 20-х годов XX века рабочие клубы росли в Москве с быстротой неимоверной – почти как грибы. При этом хозяева клубов еще слабо представляли, что, собственно, в этих клубах будет делаться. Эта неопределенность функций, помноженная на понятный романтизм первого послереволюционного десятилетия, и открыла простор для деятельности зодчих, как серьезных, так и легкомысленных. Как и сегодня, процесс получения выгодного заказа был связан со способностью показать заказчику товар лицом.

Наиболее преуспел в этом сложном ремесле К. С. Мельников. Свои проекты он сопровождал комментариями, акцентировавшими внимание на какой-нибудь особенности, нетривиальной идее, заложенной в них зодчим. Вопрос, насколько реалистичны, практичны эти замыслы, тщательно обходили. Именно так получилось и с клубом «Свобода». Здесь фантазия зодчего подсказала решение главного зала в виде гигантской цистерны, которую вдобавок можно было делить пополам (с помощью специальной раздвижной перегородки) для создания двух залов поменьше.

Зачем требовалась клубу цистерна, часто ли возникала потребность в делении зала, да и была ли в те времена возможность реализации этой самой перегородки, зодчего, конечно, не интересовало. Да и сам заказчик, завороженный высоким полетом мельниковских фантазий, безропотно согласился с проектом.

Зато попробовали было указать архитектору на недостатки его проекта в управлении московского губернского инженера, которое в те годы должно было в обязательном порядке утверждать проекты всех общественных сооружений. Но и эти попытки повлиять на Мельникова оказались безуспешными.

Вот что рассказывает он сам: «Пробовали не утверждать проект клуба имени Русакова. Вспыхнув гневом, мои парни Макаров и Васильев забрали отверженный проект и меня, пришли в Моссовет к товарищу Волкову. Тот срочно вызвал к себе начальника Губинжа – Петра Маматова, и здесь же, не присаживаясь, он с дрожью завизировал чертежи строительства, которого еще никогда и нигде не строили»[92].