поменять его на свежий лёд. Я же пытаюсь осмыслить только что услышанное. Рассказ Карлоса гораздо глубже и интереснее, чем прямой ответ на вопрос: «Есть ли в твоём роду мавры?» – «Да, есть».

Витамины с коллагеном

Человек мира… Мне не раз приходилось слышать это выражение, и всегда оно означало открытость и приятие: иных стран и народов, религий и традиций, мировоззрений и культур. Уважительное отношение к непохожести, инакомыслию. Признание за другими их правды, их пути, их веры. Свободу тела и духа. Корни и крылья. Человек мира – это почти всегда путешественник, странник. Действительно, где, как не в путешествии, можно прикоснуться к новому, непривычному, иному, попытаться понять чужака и – о чудо! – найти что-то общее, что делает незнакомых людей братьями и сёстрами. Этому ощущению родства не помеха ни национальность, ни религиозная принадлежность, ни социальный статус, ни возраст, ни опыт. Это может случиться с каждым, кто однажды внимательно посмотрит в глаза собеседника и попытается понять его не умом, но сердцем. Языковой барьер вторичен: можно говорить на одном языке и не слышать друг друга. Можно быть полиглотом и при этом категорически отвергать любое инакомыслие, не давая другому права на отличное от твоего мнение, на иное восприятие мира, на свой путь…

Человек, сидящий сейчас рядом со мной, – несомненно, человек мира. Всё, что он только что рассказал – про арабов и берберов, халифов и мудехар, про своих предков, – всё это лишь интеллектуальная оправа к его глубоким внутренним убеждениям, историческая рама к картине восприятия своего места в огромном и многообразном мире, способ познания его через отдельные факты и фрагменты знаний. Почему-то мне кажется, что именно они – люди мира – способны его спасти. Ведь возрождение человечества начинается с возрождения каждого отдельно взятого жителя планеты, с каждого из нас, с наших мыслей, эмоций, поступков. Я нисколько не сомневаюсь, что тот, кто хотя бы раз прикоснулся к святыне – неважно, на чьей территории, – кто смог раствориться в сакральной мощи природы или обрёл просветление в любом уголке Земли, уже никогда не останется прежним. Он никогда не поднимет руку на иноверца. Не обидит чужака. Не станет отстаивать собственную правоту любой ценой… Потому что поймёт однажды, что все люди едины, а правда у каждого своя, но есть вещи, которые важнее любой правды…

…Солнце наискось пересекает голубой лоскут неба в высоком проёме монастырского двора. Тени каштанов покрывают кремовыми пятнами белые камни. Фонтан журчит жиденькой струйкой, лениво стекающей в мелкое озерцо на дне гранитной чаши. Опустив ноги в воду, ощущаю бодрящую прохладу, переходящую в ломоту. Я неукоснительно выполняю рекомендации доктора: охлаждаю и отмачиваю ногу, обеспечиваю ей полный покой и неприкосновенность. Три дня, как и было велено, я отдыхаю в крошечной келье или на каштановом дворике, пью кофе и разговариваю с Карлосом обо всём на свете, стараясь обрести ту необходимую широту взгляда и глубокую проницательность, что позволят и мне когда-нибудь стать человеком мира.

Утром следующего дня по электронной почте приходит письмо от Агнеты. Она пишет о том, что уволилась с верфи и устроилась в кукольный театр. Правда, вместо занавесей шьёт куклы для детских спектаклей, но это, оказывается, ещё интереснее. «Элена, ты не представляешь, – восторженно делится подруга, – я ведь не просто стачиваю детали, мастерю причёски, вышиваю глазки-губки – я рождаю характеры!» Далее Агнета подробно рассказывает, как она это делает. Заканчивается письмо признанием: во время первой премьеры с участием её кукол подруга «ощутила себя демиургом, вдохнувшим жизнь в свои человекоподобные творения». Одну из них, факультативную, не занятую в спектакле, она назвала моим именем. Как трогательно! К письму прилагается фотография глазастой барышни с шерстяной косой, в синем сарафане и расшитой маками рубашке. Рот её округло приоткрыт – то ли готовность к плачу, то ли артикуляция протяжных народных песен. Я искренне радуюсь за Агнету и восхищаюсь её поступком.

В конце письма подруга настоятельно рекомендует купить в ближайшей аптеке какой-нибудь препарат с коллагеном для укрепления связок. Она вычитала, что во время длинных переходов суставы и связки испытывают сильные перегрузки, а коллаген способствует их крепости и эластичности, – Агнета ещё ничего не знает о моей травме! Памятуя о своём опыте покупки солнцезащитного крема в деревенской лавке, я живо себе представляю трудности, с которыми буду изображать жестами коллаген.

В ответном письме подруге я пишу о том, что коллаген принимать поздно, так как связки я уже растянула, но сейчас иду на поправку и в этом мне помогают замечательные люди – настоящие рыцари, сильные мужчины, которые – нет, не перевелись ещё на белом свете!

К вечеру приходит Карлос и протягивает мне пузырёк с капсулами.

– Что это? – спрашиваю.

– Специальные витамины с коллагеном. Принимай утром и вечером – легче будет идти.

Я замираю в ожидании продолжения: «Агнета тебе передала». Но продолжения не следует… Задумчиво смотрю на Карлоса. Всё же для человеческой мысли не существует преград, и любая идея может свободно перемещаться между людьми, минуя любые расстояния и границы.

Однако пора в путь! Трёхдневный отдых пошёл на пользу не только ноге, но и всему организму. Карлос решает сопровождать меня, пока я окончательно не окрепну. Я не возражаю.

* * *

…Кальсада де Кото, Берсианос дель Камино, Бурго Ранеро… Снова мелькают жёлтые стрелки, путеводные ракушки, дорожные столбики с отметками пройденных километров и указатели с труднопроизносимыми названиями. Дорога петляет, то и дело раздваивается, предлагая сделать сакраментальный выбор: «Направо пойдёшь… налево пойдёшь…» Раньше выбрать правильное направление было вопросом жизни и смерти: от развилки Кальсада де Кото одна тропа ведёт в волчье логово, другая – в бедную деревушку с аистами на колокольне. Та, что через волчье логово, короче. Мы выбираем аистов.

По древнехристианской легенде, эти птицы кружили над распятым Христом, утешая и скрашивая последние минуты Его земной жизни. Аисты издревле были символом чистоты и благочестия, рождения и воскрешения. Именно поэтому позже им приписали чудесную способность приносить в дом младенцев. Кому, как не им, можно было доверить столь почётную и ответственную миссию?

Крупная белая птица с оранжевым клювом и чёрной оторочкой по крыльям аккуратно ступает ногами-ходулями по кочкам. Она высматривает добычу, прицеливаясь круглым немигающим глазом в болотную жижу. Лягушачье собрание оглашает окрестности исступлёнными брачными руладами, не подозревая о нависшей опасности. Но вот птица делает резкий выпад, и в клюве уже трепыхается несчастная жертва основного инстинкта. Глупые её сородичи лишь на секунду замолкают, прыснув врассыпную от щёлкнувшего клюва, но вскоре снова высовывают