не стала, – хмыкнула я. – А ты, оказывается, ценный товар – за тебя отвалили целых тридцать пять штук! Надеюсь, я в итоге не получу счет на огромную сумму?

Макс наклонился ко мне и прошептал:

– В твоем случае я предпочитаю оплату натурой.

Тем временем игра началась. В первые же пять минут я познакомилась еще с одной гранью характера Макса, которая до сих пор оставалась от меня скрыта. Он и Томассо вопили и улюлюкали. В самые напряженные моменты оба вскакивали со своих мест и начинали свистеть так, что у меня уши закладывало, если же они все-таки сидели, то на самом краешке кресел, готовясь снова вскочить, как только появится повод. При этом и Макс, и его товарищ по команде были полностью сосредоточены на игре: в начале матча Макс положил мне руку на бедро, но мне пришлось попросить его ее убрать, потому что каждый раз, когда на площадке происходило что-нибудь интересное, он, сам того не сознавая, с такой силой сжимал пальцы, что мне становилось больно. Его страстная увлеченность игрой казалась очень сексуальной, но синяки на бедрах мне были ни к чему.

Когда уже во втором периоде Макс и Томассо в очередной раз вскочили, громко протестуя против решения арбитра, я наклонилась к Дженне, чтобы поделиться своими впечатлениями.

– По-моему, у них обоих что-то вроде истерики, – шепнула я. – Я еще никогда не видела Макса в таком состоянии!

– Ты, наверное, в первый раз смотришь с ним игру с трибуны?

Я кивнула.

– Да. И меня это почему-то возбуждает.

Дженна пошевелила бровями:

– Макса тоже, можешь мне поверить. Вот погоди, когда вы вернетесь домой – увидишь, что будет. Им понадобится сбросить излишек адреналина, который сейчас пульсирует у них в крови. Сегодня играет не их команда, поэтому они не особенно переживают, кто выигрывает, а кто проигрывает, им важен сам процесс… Ну а мы с тобой от этого только выигрываем.

Когда прозвучала сирена, возвещавшая об окончании второго периода, Макс и Томассо буквально рухнули на сиденья. Возбуждение, в которое они пришли, улеглось не сразу – во всяком случае, о моем существовании Макс вспомнил лишь минуту или полторы спустя.

– Ну как? – спросил он, наклоняясь ко мне. – Не скучаешь?

– Нисколько, Макс, все отлично. – Я улыбнулась, и в этот момент Дженна требовательно похлопала меня по плечу. Когда я повернулась, то увидела, что она указывает на огромный экран «Джамботрона» под крышей стадиона. На экране я с удивлением увидела собственное лицо. Пока я смотрела, невидимая камера наехала на нас с Максом, давая крупный план. Внизу экрана появилась надпись: «Окно поцелуев»[14].

– Вы с Максом должны поцеловаться! – воскликнула Дженна и захлопала в ладоши. Я в растерянности повернулась к Максу, но он только пожал плечами.

– Я не против.

Все дальнейшее произошло так быстро, что сделать я ничего не успела. Вместо того чтобы наклониться ко мне, Макс встал во весь рост и буквально выдернул меня из кресла. Обхватив меня за поясницу, он драматическим жестом перегнул меня через руку и поцеловал так, что я на мгновение отключилась от окружающей обстановки. Лишь немного придя в себя, я услышала, как зрители на трибунах вопят и аплодируют нашему поцелую.

Наконец Макс снова поставил меня вертикально, и мы расхохотались.

– Всегда готов быть в центре внимания, – заметила я.

– Ничего не могу с собой поделать. К тому же сегодня у меня есть новый повод похвастаться. – Он подмигнул.

* * *

Следующий день был последним днем наших городских каникул. На следующее утро нам предстояло выписаться из отеля и вернуться в наши нью-йоркские квартиры. Ну а в понедельник утром я снова выходила на работу. Правда, лето только началось, и мы рассчитывали, что проведем его в соответствии с нашим планом («максимум удовольствия и никаких обязательств»), и все же мне было немного грустно – да и Максу тоже. Накануне вечером ему написал его агент, который хотел посоветоваться относительно некоторых пунктов контракта, по поводу которого он вел переговоры с каким-то калифорнийским клубом. Макс пытался отложить встречу на начало следующей недели, но агент утверждал, что условия контракта непременно нужно утвердить в этот уик-энд, так как в понедельник владелец калифорнийской команды улетает в командировку. В конце концов Макс пообещал уделить агенту час и пригласил его к завтраку в ресторане отеля.

– Ты точно не хочешь пойти со мной? – спросил он меня. – Ты могла бы по крайней мере поесть, пока мы говорим.

Я все еще лежала в постели голышом и, прикрывшись простыней, с удовольствием следила за тем, как Макс одевается.

– Все в порядке, – ответила я. – Я лучше побуду тут. Мне нужно ответить на несколько электронных писем. Я займусь этим, пока ты будешь совещаться с агентом.

Макс подошел к кровати, стащил с меня простыню и шлепнул по попе, потом наклонился и прижался губами к моим губам.

– Хорошо, только не вздумай одеваться.

Как только он ушел, я подложила под спину несколько подушек и, взяв телефон, стала просматривать сообщения. Не прошло и десяти минут, как мой телефон разразился истерической трелью. Габриэль! При виде его имени на экране я почувствовала тяжесть в груди.

Я вздохнула. За прошедшую неделю я почти не вспоминала о своем так называемом «женихе». Когда рядом был Макс, мне было трудно думать о посторонних вещах, и тем более – о другом мужчине. В то утро, когда Габриэль позвонил в приемную моей компании, я отправила ему пространное эсэмэс, в котором сообщала, что у меня все в порядке, что я наконец-то взяла отпуск, в котором давно нуждалась, и что я позвоню ему, как только у меня появится время. Не моя вина, что это время так и не появилось, хотя по утрам я довольно часто подолгу нежилась в постели.

Но сейчас я не могла придумать ни одной причины, чтобы не ответить на звонок, тем более что Макс ушел и будет отсутствовать еще минут пятьдесят, а то и больше. Сев попрямее, я нажала кнопку «Ответить».

– Алло?

– Ты не представляешь, как мне хотелось снова услышать твой голос!

Я тяжело вздохнула.

– Да уж… В последний раз мы разговаривали довольно давно…

– Как твои дела?

– Все по-прежнему. Преподаю, пишу… дни так и летят.

– И как продвигается твоя книга?

Он рассмеялся.

– Напишу пять страниц, потом три выброшу… Как видишь, дело идет, хотя и не так быстро, как хотелось.

– Это намного лучше, чем вообще не писать, – сказала я.

Габриэль издал какой-то неопределенный звук.

– А как у тебя дела? Расскажи мне о своем отпуске. Я уж думал, ты так никогда и не соберешься отдохнуть по-человечески. Когда в офисе мне сказали, что ты взяла двухнедельный отпуск, я даже испугался. По-моему, с тех пор, как ты основала эту свою фирму, ты не отдыхала и двух дней подряд.

– Так и есть. Что ж, лучше поздно, чем никогда.

– Ну и чем ты занималась все это время?

– Я оставалась в городе, гуляла, добралась до достопримечательностей, которые мне всегда хотелось посмотреть, но не хватало времени – Эмпайр-стейт-билдинг, статую Свободы и так далее…

– Одна? Ты гуляла одна?

Я закрыла глаза. Именно этого вопроса я старалась избежать. Конечно, я могла бы солгать, сказать, что была одна, но зачем? В конце концов, я не делала ничего плохого, к тому же, когда я задала Габриэлю аналогичный вопрос, он не стал ничего скрывать. А еще мне казалось, что, солгав, я предам Макса.

Набрав полную грудь воздуха, я сказала:

– Нет. Я была не одна.

Габриэль долго молчал. Когда он вновь заговорил, его голос звучал так тихо, что я скорее догадалась, чем услышала вопрос:

– Ты была с тем парнем, с которым тебя видел Джош?

Я несколько раз моргнула. Ну конечно, Джош позвонил Габриэлю и рассказал о том, что встретил меня с другим мужчиной. Ничего удивительного в этом не было. Если бы я увидела Аарона с другой женщиной, я бы постаралась как можно скорее сообщить об этом Мэгги. Удивило меня другое – то, как Габриэль воспринял эту новость.

– Да. Его зовут Макс.

– Это было просто свидание или… что-то большее?

– Мы встречаемся уже… некоторое время.

Последовала еще одна долгая пауза.

– Некоторое время – это сколько?

– Мы познакомились примерно месяц назад, может, чуть больше.

– Он тебе нравится?

– Да.

В трубке послышался шорох, похожий на легкий порыв ветра, и я представила, как Габриэль проводит пальцами по своим аккуратно подстриженным и уложенным волосам.

– Я знаю, что не должен ничего тебе говорить, поскольку