— Мне же три. Я уже большой, Антон так говорит, — с какой-то трогательной гордостью в голосе отвечает он.

Мне остается только кивнуть и на секунду заглянуть внутрь, чтобы точно убедиться — кумир Гека, по совместительству мой муж, не забыл разместить здесь детскую красную щетку и пасту со слоненком.

Все мои планы подождать Гека за дверью летят в трубу, когда одна маленькая принцесса начинает голосить на весь дом. И никаких будильников не нужно, которые от тебя убегают, если их вовремя не выключить.

— Ну что ты, солнышко? — я достаю ее из кроватки и целую в лобик. — Папу разбудишь сейчас, он переживать будет, что тебя тут обижают.

На постепенно затихающие крики Еси приходит Гектор. Он стоит в дверях и не решается зайти в детскую, пока я не заманиваю его рукой.

— А я тоже таким маленьким был? — малыш заинтересованно разглядывает нашу принцессу.

Еся тоже впечатлена новым человеком. Она ерзает у меня на руках и пытается выпутаться, чтобы попробовать на зуб Гека.

— Вы оба и еще меньше были. И я тоже. А тебе мама не показывала твои детские фотографии?

— Я не люблю их смотреть, мультики лучше.

— Мя, — Еська соглашается с этим заявлением.

Кухня с нами тремя на ней превращается в поле боя. Идея испечь блинчики уже не кажется мне такой хорошей, после того как я осматриваюсь. Нет, блины у нас получились, даже вроде бы вкусные, но вот степень загрязнения поверхностей сравнится с последствиями сильного торнадо. Два любопытных ребенка умудрились разбить целую упаковку яиц, я нечаянно просыпала муку, а вместе вся наша команда уделала тестом вообще все.

Справедливо будет вручить Антону тряпку, когда он проснется? Думаю, что да.

— Вкусно, — выносит свой вердикт маленький мужчина, обмакнув свернутый мною в трубочку блинчик в варенье и сметану. — Можно совсем руками есть? — с надеждой спрашивает Гектор.

— Можно, — двигаю к нему кружку с подогретым молоком. — Хуже уже точно не будет… — добавляю уже про себя.

Появившись на кухне, Антон присвистывает, осматривая устроенный нами погром. Я улыбаюсь ему, откусывая от блинчика, и стреляю глазами в швабру, которую заботливо для него приготовила.

— Доброе утро всем жующим.

— Доброе утро, — я скрываюсь за большой чашкой теплого какао.

— Это для меня, я так понимаю? — усмехнувшись, Антон кивает в сторону тряпок. — Позавтракать хоть дадите, или сначала надо заслужить?

— Завтракай, мы сегодня добрые. Но советую поторопиться, пока на тарелке еще хоть что-то осталось, — перевожу взгляд на заметно поредевшую стопку блинчиков. — А ты на работу не опаздываешь?

— Все-таки хочешь меня выгнать, карамелька? Начальники вообще не опаздывают, они задерживаются. Я сегодня дома останусь, вечером надо будет поработать, а так я весь твой. Можешь эксплуатировать по полной, — Антон разводит руки, демонстрируя, что я могу целый долгий день «ездить» на нем.

— Думаешь, не воспользуюсь таким щедрым предложением? — кажется, я действительно заигрываю со своим мужем.

— Какая милая у меня жена, — Антон садится за стол. — Меня посещают сомнения, — он берет блинчик двумя руками и с подозрением рассматривает его. — Ты точно не решила меня отравить?

— Ешь, — командует Гектор. — Вкусно, я еще хочу. Можно?

— Можно, малыш.

— Когда вы успели спеться?

— Когда ты бессовестно дрых, Тош. Оставил меня с двумя…с тремя детьми один на один, а сам лицом в подушку. Кто мне обещал к Есе вставать? Ты даже не услышал ее.

— Каюсь, Дашуль. Впредь на тумбочку буду класть не телефон, а включенную видео-няню.

— Ловлю тебя на слове.

Завтрак заканчивается все-таки коллективной уборкой. Я смотрю на попытки Антона натянуть тряпку на швабру, долго смотрю, веселясь из-за его «мучений», но потом со вздохом встаю помочь мужу, потому что его попытки так и не увенчаются успехом.

Гектор тоже с удовольствием крутится рядом и вытирает небольшие следы брызг с тех мест, до которых может дотянуться. Молчаливая Еська размахивает непроливайкой, словно командуя всеми нами.

— Может, съездим куда-нибудь? — интересуется Антон, составляя грязную посуду в посудомойку.

— Можно… Но куда?

— А тебе самой куда хотелось бы?

— Какой-нибудь детский центр? Я не знаю даже…

— Поищу, Даш.

Я хочу подойти к Еське, потому что принцесса со всей серьезностью сводит к переносице бровки из-за отсутствия внимания, но Антон перехватывает меня.

Кладет на талию свои руки, губами прижимается к затылку и глубоко вдыхает.

— Все совсем плохо? — невольно вырывается из меня.

— Теперь уже я не знаю, карамелька. Не знаю.

День проходит быстро. Малышня получает гору впечатлений, а мы с Антоном играем в гляделки и оттягиваем момент напряженного разговора.

В том, что он будет именно таким, я уже не сомневаюсь. Слишком много раз я сегодня ловила своего мужа на сдвинутых к переносице бровях и тяжелом взгляде. Я все это время пытаюсь как-то собраться с мыслями и морально подготовить себя к предстоящему, но все мысли вылетают из головы, когда Антон и я остаемся наедине.

— Мелкую капризулю я уложил. Как ты справлялась, Даш, в первое время? Одна, вообще без всякой помощи, — задумчиво спрашивает меня Антон, подобравшись сзади и вытянув карандаш из моих волос.

Они распадаются по плечам, и я чувствую невероятное облегчение, когда Антон запускает пальцы в них. Он массирует мне затылок, спускается к шее и в итоге останавливается на плечах, надавливая на какие-то особенно правильные точки.

Мышцы немного отпускает от напряжения, и теперь я ощущаю себя статуей процентов на восемьдесят. Минуту назад процентов было девяносто девять. С половиной.

— На упрямстве, наверное. Мне хотелось самой себе доказать, что я могу справиться и без тебя. Представляла, как однажды ты встретишь наш с Есей на улице, а я скажу, что все эти годы мы прекрасно обходились без тебя. И что наша дочь ни в чем не нуждалась, росла в любви и ласке.

Я действительно утешала себя таким образом, когда после бессонной ночи у меня на следующий день все валилось из рук. Злость, бушевавшая во мне по отношению к Антону, служила батарейкой, от которой можно было подпитываться в совсем уж критических ситуациях.

— Ты умеешь быть жестокой, карамелька, — вздыхает Антон и обходит диван, который я уже успела облюбовать.

Теперь мои ноги лежат на мужских крепких бедрах, и Антон, обхватив щиколотки пальцами, поглаживает где-то рядом с выпирающей косточкой. Выписывает круги на одном месте, словно это один из доступных сейчас способов медитации.

— Мне было обидно. Особенно на улице, где-нибудь в парке, когда я видела счастливых отцов с колясками. Не факт, конечно, что они и правда были счастливыми, но мне хотелось такого же для Еси. А вместо этого была только соседка, которая в итоге обвинила меня во всех смертных грехах.