– Лондон – для всех, – говорит она. – Он мой извечный спутник, но, может быть, я и перееду. Или мы можем жить в больших, эксцентричных домах, разбросанных по миру.

– Можем заполнить их детьми, – смеюсь я и тут же закусываю губу, осознав свою ошибку. – Прости.

– Тебе не за что извиняться, – говорит Вита. – Бен, ты был бы замечательным отцом.

– Ну, буду замечательным дядей. Жаль, что я не испробовал всего того, что успела ты до тридцати лет, – я качаю головой.

– Я не говорила, сколько мне лет, – смеется она.

– Выглядишь моложе тридцати, – говорю я. – Хотя мне все равно, сколько тебе.

– Я старше тебя, – Вита слегка хмурится.

– Это всего лишь цифра, – я целую ее в морщинку между бровями. – Ты любила кого-нибудь до меня и Доминика?

Вита склоняет голову, задумавшись.

– Теперь я понимаю, что нет. Раньше я думала, что много раз влюблялась, но эти чувства не были подлинными. Это были идеи и мечты, чаще всего даже не мои. Если так подумать, я влюблялась только два раза в своей жизни, – она улыбается. – Любовники у меня тоже были, конечно. Среди них были и замечательные, и достаточно посредственные. Кто-то оставался надолго, кто-то на одну ночь. Был один, который хотел оставить меня себе, держа в клетке, словно птицу, и был тот, кто хотел меня, потому что… ненавидел. Он причинял мне боль. – На этих словах ее лицо мрачнеет. – Тогда я стала осторожней.

– Ты пробовала все, что предлагала тебе жизнь, – говорю я. – А я в это время сидел за своим столом.

– Тебя это задевает? – спрашивает Вита.

– Нет, – честно отвечаю я. – Ты принадлежишь только самой себе. Это одна из причин, почему я тебя люблю.

– После непростого детства я долго заживляла раны, прежде чем смогла по-настоящему полюбить. Полюбить так, чтобы быть готовой отдать все ради любимого, – она выдерживает паузу, отпивает вина. – Я благодарна тому, что способна на это. Благодарна за Доминика и за тебя, Бен. Настоящая, хрупкая любовь редко встречается. Познать ее хоть раз за жизнь – благословение, дважды – чудо.

– Я уже думал, что со мной это никогда не случится, – осторожно говорю я. – Жил так, словно любовь могла происходить только с другими. Я пытался пару раз вступить в отношения, но из этого ничего толкового не выходило. До этого времени – до тебя – я не знал, чего мне не хватало. Так тяжело осознавать, что если не случится что-то невероятное и моя линза ничего не найдет, то у меня не будет целой жизни с тобой. Тяжело и бояться, и надеяться одновременно. С другой стороны, я рад, что познал это чувство и теперь знаю, каково это – любить тебя.

Мы переплетаем пальцы и останавливаемся в миллиметре друг от друга; все, что я вижу, – это отражение в ее глазах; все, что я чувствую, – это прикосновение ее кожи к моей.

– Я боюсь завтрашнего дня, – говорю я. – Вдруг получится так, словно я пробудился ото сна и понял, что все не по-настоящему?

– А я не боюсь, – говорит Вита, прежде чем поцеловать меня. – Лучшие приключения начинаются с неизвестности.

* * *

Позднее Вита засыпает на моей груди, а Пабло сворачивается калачиком у подножья кровати на старом одеяле, которое она для него нашла. Все это кажется каким-то сюрреалистичным, похожим на сон в лихорадочном бреду. Вероятность провала так высока, что у меня не должно оставаться надежды. Но вдруг план сработает и мы сможем навсегда остановить часы моей жизни?

Я ненадолго разрешаю себе помечтать о будущем, в котором можно отпустить страх, охвативший каждую клетку моего тела и не отступающий даже в счастливые моменты, и где нет места неопределенности. Правильно ли забирать этот приз себе, когда столько людей в мире сталкиваются с потерями? А вдруг он поможет человечеству и станет началом, рассветом новой, улучшенной эры? Открытие, которое положит конец болезням, если не самой смерти. Никогда не умирать, не видеть конца. Меня переполняет страх, но в этот раз он не станет помехой на моем пути. Я могу умереть через несколько минут, и эта тень угрозы заслоняет собой все остальное.

Наша идея – чистой воды безумие, я знаю. Прекрасная, сумасшедшая и невообразимая миссия, обреченная на провал. Но это неважно, пока во мне остается крошечная капля надежды на то, что завтра наконец начнется моя бессмертная жизнь.

VII

Пусть другие вспоминают тучи и дожди,

Мы будем считать лишь солнечные дни.

Девиз солнечных часов

Глава сорок первая

Забрать картину с выставки не так-то просто. На самом деле такими полномочиями наделены только владелец и страховой агент. Поэтому остается лишь один способ, мысли о котором повергают меня в ледяной ужас. Я вспоминаю себя в те опасные годы войны, когда я пробиралась через лес, чтобы подорвать нацистские воинские поезда. Тогда последствия были куда серьезнее и охватывали гораздо больше людей. Сейчас под угрозой только я, моя работа и, быть может, справка о наличии судимости.

Мне нужно временно повредить Прекрасную Ферроньеру, чтобы на ночь ее забрали на консервацию. Когда мастерские опустеют и все, кроме охраны, уйдут, я зарегистрирую Бена с его оборудованием как страхового агента, и у нас будет время до рассвета, чтобы раскрыть секрет картины. Придется рискнуть собой и своей карьерой, но иного пути нет. И потом, и то и другое существует только ради того, чтобы разгадать загадку. Жизнь за пределами этой истории я пока не могу представить.

Нужно дождаться позднего вечера.

Стоило мне появиться на работе, как Анна тут же настигла меня у рабочего стола.

– Привет, ну как, чувствуешь себя обновленной? – спросила она.

– Еще как, – ответила я. – Замечательно отдохнула.

Не говорить о Бене было сложно. Когда я не с ним, мне постоянно хочется произносить его имя, думать о его лице и теле, вспоминать, как он растянулся своими длинными конечностями у меня на кровати и выгибался под моими прикосновениями. Я кивнула, пытаясь скрыть радость за невозмутимым выражением лица, которое так усердно старалась сохранять.

– Кажется, тут замешана любовь, – с улыбкой сказала Анна. – По тебе видно.

– Если я скажу, что ты права, сможешь обойтись без вопросов? Для меня самой это в новинку.

– Эх, молодость, любовь… Ладно, не буду выпытывать… по крайней мере, сегодня, – ответила она.

Когда мне придется уйти, я буду скучать по Анне. А уйти мне придется,