– Мэрайя, мне нужно вам кое-что сказать.

Возможно, она этого и не вспомнит или ей будет все равно, но они с Витой очень близки, и поэтому мне важно услышать ее мнение.

– Я смертельно болен и скоро умру, – говорю я. – Я очень люблю Виту, и мы оба знаем, какой будет расплата за наше счастье. Она сказала, что готова к этому, и я ей верю. Но, может, лучше уйти сейчас, чтобы в будущем было меньше боли?

Мэрайя размышляет, посасывая внутреннюю сторону щеки и не сводя с меня глаз.

– Нет, я думаю, не стоит, – наконец произносит она. – Когда она привела тебя сюда, то светилась от счастья. Ей это нужно, пусть даже и ненадолго. Воспоминания о тебе помогут ей двигаться дальше, совсем как мне помогают воспоминания о Лене. Я знаю, что он давно умер, лет двадцать назад, – она хмурится. – Или тридцать? В любом случае неважно, для меня он все равно что в соседней комнате. Его тела не стало, но любовь осталась здесь, – она касается груди и лба. – Ты этого не знаешь, Доминик, но иногда мой мозг вытворяет всякие штуки, и тогда мне даже не нужно представлять, что Лен снова в моих объятиях, потому что он действительно в них оказывается. И это чудесно. Понимаю, что в будущем мне это наверняка аукнется, но пока что пусть все остается как есть. Люди ко мне добры. Вита ко мне добра. Она обо мне заботится, совсем как Иви. Когда я забуду, как дышать или есть, то буду где-то вместе с моим Леном, и остальное перестанет иметь для меня значения. Нам с тобой повезло. Страдают те, кого мы оставляем позади.

Глаза застилают нежданные слезы, я отвожу взгляд и вытираю их рукавом.

– Мэрайя, – из дома выходит женщина. – Хватит флиртовать с парнем, пойдем в дом, твой обед готов.

– Иногда я понимаю, почему Лен не хочет жить с тобой, мама, – бормочет Мэрайя, когда я помогаю ей подняться. – А что касается вас, молодой человек, имейте в виду, я замужняя женщина!

После разговора с Мэрайей возникает искушение заглянуть в выдвижные ящики, забитые бумагами, и порыться в них. В конце концов, чем еще можно занять себя до встречи с Витой, как не изучением истории героини Сопротивления? Но это было бы нарушением неприкосновенности частной жизни как Виты и Эвелин, так и всех бывших обитателей дома. Я просматриваю портреты и снимки на стенах, надеясь найти среди них фото героини Эвелин. Достаю книги одну за другой, затем кладу их обратно и иду в гостиную, где мое внимание привлекают большие, причудливые китайские шкафы.

Если я открою дверцу, это же не считается вторжением в личную жизнь? Может, я просто хочу полюбоваться дизайном.

Внутри шкафа прячется около двух десятков роскошных ящичков. Вся конструкция напоминает сундук с сокровищами. Когда в детстве мама читала нам с Китти «Пеппи Длинныйчулок», я часто мечтал об отце-пирате, который оставил бы мне огромный сундук, полный драгоценностей. И именно так я его себе и представлял.

Отмахнувшись от всяких опасений, я по очереди заглядываю в ящики.

Оказывается, что в каждом из них всего по одному или по два предмета. В первом я нахожу дымчатое стекло и золотые бусы на очень тонкой ленточке, которая когда-то была ало-золотой. Там же лежит овальный, гладкий камушек янтаря, оправленный в золото и нанизанный на тонкую цепочку. Обе подвески выглядят очень старыми и хрупкими. В следующем ящике хранится камушек такого же нежно-коричневого цвета, как глаза Пабло, с маленькими хрустальными вкраплениями. Он приятно ложится в ладонь, и я гадаю, Вита ли нашла этот камень или ее тетя и где он был. Они могли подобрать его на каком-нибудь пляже или проводя время с возлюбленными. А возможно, этот невзрачный коричневый камень когда-то давно был символом чего-то, например потерянной или обретенной любви, и все еще продолжает хранить эту память, даже когда не осталось никого из тех, кто мог помнить.

Затем я нахожу странный квадратный предмет и прихожу к выводу, что это компас, пусть и покрытый китайскими иероглифами. Когда я аккуратно поворачиваю его, стрелка показывает на север. Я осторожно кладу компас обратно, боясь, что сломаю вещь, которая так долго лежала в темноте, указывая в одну сторону. В следующих ящиках обнаруживаются вещи, кажущиеся весьма обыденными, по сравнению с предыдущими находками: пустая бутылка из толстого стекла и карманные часы, остановившиеся в полдень или полночь. После них на глаза попадается лист очень древней на вид бумаги – пергамента, как я полагаю. Он исписан словами на незнакомом мне языке, рядом с ними можно заметить странные рисунки людей и символов. По телу пробегает дрожь, я быстро убираю все назад и оглядываюсь, опасаясь, что выпустил какую-нибудь сущность.

Перевожу дыхание, открываю следующий ящик и нахожу в нем револьвер. Аккуратно достаю его. Не могу сказать, что я разбираюсь в оружии, но выглядит он старым. Что, если это служебный револьвер Эвелин, оружие, которое она держала у бедра, когда находилась в Сопротивлении?

Дальше я нахожу букетик высушенных цветов; кажется, дунь на него посильнее, и он превратится в пыль.

В нижнем ящике я в последний момент замечаю совсем крохотную вещицу. Это пуговица, светло-голубая пуговица, которая оторвалась в нашу с Витой первую ночь. Она взяла этот кусочек пластика и добавила к причудливой коллекции воспоминаний, которые зародились еще задолго до нас. Как же я хочу остаться с ней навсегда.

* * *

Мне пора уходить. Я отдаю Пабло свой свитер, чтобы он мог на нем спать, и наполняю две фарфоровые миски для хлопьев водой и едой.

– Скоро вернусь, приятель, – говорю я.

В тот момент, когда я уже собираюсь открыть входную дверь, ко мне приходит осознание: вот и все, настал момент истины. Страх скручивает мои внутренности. Верить в Виту и ее миссию было лучшим способом отвлечься от пугающей темноты. Но сегодня ночью, оказавшись в непосредственной близости, я смогу наконец сам изучить Прекрасную Ферроньеру, заглянуть ей в глаза и спросить, что она может мне поведать.

В глубине души я знаю, что секрет, в который верит Вита, не должен существовать, но не могу заставить себя избавиться от последнего луча надежды. Вне зависимости от того, найдем мы ответы или нет, сегодня этот вопрос решится. Нужно подготовить себя к любому исходу и радоваться всему хорошему, что произошло за последние несколько дней, встать бок о