Зерно – брошено.

Вирма. Земли клана Торсвег.

Тира в очередной раз поймала на себе взгляд Эльга Торсвега. Неприятный. Раздевающий, оценивающий…

Дать бы ему в зубы!

Не за что.

Он ведь ничего не говорит, рук не распускает, а смотреть… так и кони смотрят. Только не так похабно. Девушку ситуация коробила, но спорить с матерью она не решалась. Понимала, что это лучшее решение из всех возможных.

Круг собирается на землях клана Хардринг. Туда нужно добраться.

Безусловно, они могут это сделать. Но…

Земли клана Эллейг достаточно бедны. И сами Эллейги – тоже. Взять с собой сопровождение – лишить рабочих рук поля, овчарни, дом, огород. Брать-то придется не калек и не дурачков, брать надо крепких и сильных мужчин, которые в клане Эллейг на вес золота. А иначе над ними даже рыбы смеяться станут. Приехали, привезли с собой позорище!

Сколько продлится Круг – тоже неизвестно. Когда домой – непонятно. Месяц, два, три – всякое возможно. Они с матерью смогут прожить у Хардрингов, им обещали, но людей кормит их вождь. Так было всегда, и так будет. Тира пока прокормить никого не сможет.

Остается урезать гордость. Пригласил и Эльг Торсвег – примем приглашение. А обратно, может, и Олав сопровождение даст. Или еще с кем поедут…

Нищим гордость не по карману.

А как тоскливо бывает. Как тошно…

Тире приходилось сжимать зубы. И ждать, и повторять, словно молитву. Она вырастет. Она станет сильной. Она всего добьется.

Терпела? Вот и еще немного потерпит.

– Госпожа Эллейга? Позвольте?

Легок на помине. Решился заговорить. Или не решился, а просто решил, что подходящее время. Привал, люди заняты, Эльг тоже приглядывает за ними, да и Тира при деле. Ставит навес для себя и матери. Уж это-то она может.

Шест Эльг поддержал вовремя. Тот опасно покосился и мог рухнуть. Через пару минут Тира справилась бы, но поди, докажи?

Помог ведь, благородный человек! Вот и мать улыбнулась.

Труди уставала так, что на привалах просто ложилась и лежала, ее работой не нагружали. И за это стоило быть благодарной, но Тира просто не могла. Как поглядит в эти масляно блестящие глаза, так аж дыхание от злости спирает. Ясно же все, не впервой! Только этого кулаком не приложишь, и не прогонишь…

– Благодарю вас, господин Торсвега.

– Для меня есть услужить госпоже Эллейга. Может быть, вы хотите потренироваться с моими людьми?

Тира вздохнула.

Хотела бы. Но…

Угадайте, кто вышел против нее в круг, когда она согласилась в прошлый раз? Вроде бы и ничего лишнего себе Эльг не позволял, а поди ж ты! Лапищи только что не у нее за пазухой побывали!

Вот чего он этим добивается? Думает, что ей понравится? Что она растает? Да Тире плюнуть хотелось и в море от его взглядов вымыться, а тут – руки!

Ничего лишнего Эльг себе не позволял, отлично понимая, что Олаф Хардринг не одобрит насилия. Все должно быть только по добровольному согласию. А как его получить?

Подарки Тира принимать отказывалась.

Как ухаживать, Эльг уже давно позабыл, просто брал, что хотел, никто и отказать не смел.

Деньгами девчонку не купишь, она еще им цены не понимает. Для таких улыбка сопляка с длинными ресницами дороже любого золота.

Что остается?

Только приручать ее. Постепенно, потихоньку, полегоньку, шаг за шагом. А дальше – кто знает. Девчонка может стать кирией, а может и не стать. И вот тогда…

Как не злилась Тира, впереди у нее была долгая дорога. И сдаваться Эльг не собирался. Заклинило, что поделаешь.

Ативерна, дорога.

– Крет, как тепло держится?

– Замечательно, госпожа! Шесть часов уже, а поди ж ты! До сих пор кипяток!

Лиля довольно улыбнулась.

Испытания первого термоса Ативерны шли «на ура».

Еще позавчера, когда они уезжали из негостеприимного Лостра, она переговорила с мастером Шмульцем. Тогда он и попросил называть и его, и дочь просто по имени.

Ни к чему лишние сплетни, а что до уважения…

Хоть горшком назови, хоть козлом. Люди всегда видят, если их уважают. И наоборот – лебези и рассыпайся мелким бесом, но помни, что все зря. Змеиное жало всегда под медом видно.

Лилиан эввирам искренне сочувствовала.

История была проста, как медяк. Девочка Рута подрастала – и расцвела, как-то за одно лето превратившись в ослепительную красавицу. Пастер это заметил.

Жениться, конечно, он не мог, эввирка же, но пообещал бросить к ее ногам все, что девушка пожелает. Девушка отказалась. Пастера заклинило.

Раз, второй, третий, а потом он решил, что проще договориться с мэром, чем с несговорчивой девчонкой. Объявил Руту шильдой – и получил в полное свое владение. Что было потом?

Изгнание Мальдонаи, вестимо. Во всех позах и без оных. И судя по тому ужасу, который плескался в глазах девушки, любовницей Джерисона она не будет. Никогда. Ей и замуж-то выйти будет сложно.

Лиля настояла на визите к повитухе, лично проконтролировала, чтобы та вымыла руки, вычистила стол для осмотра и обращалась с девушкой бережно, но помогло это мало. Травм хватило. Дорвался, сукин сын до сладкого!

Слава богу, девушка не оказалась в тягости. И матерью быть сможет. Но нескоро, очень не скоро, место такое, заживать будет долго. Сейчас Рута ехала в карете с Ирэной и Мартой, и видно было, что дорога ей дается тяжело. Девушка пыталась вначале сопротивляться насильнику, но ей пригрозили отцом. Дернешься – и все. Повесят старого эввира на площади. А ее отцу пригрозили так же поступить с дочерью. Надо полагать, и выполнили бы угрозу, рано или поздно, но занесло тут в городок Иртонов.

Вот уж когда Лиля пожалела, что прогуливала психологию. И еще больше пожалела о том, что не озаботилась сама. Ведь что преподают-то?

Фрейда, Юнга, Аристотеля, прочую чушь на палочке.

А что надо?

А практику!

Вот такую, помощь жертвам насилия, помощь тем, кто потерял близких, лечебную практику! И не путайте психологию с психиатрией, вторая у Лили тоже была, но толку-то ей сейчас с той шизофрении и деменции?

Девчонке помощь нужна, не только физическая, но и моральная, а тут она сделать ничего не может. Будем надеяться, время само залечит раны.

В любом случае, сейчас Рута ехала в карете, высовывалась из нее только до ручья и в палатку, и выглядела, как немочь бледная. Ирэна, умничка, нашла девушке платок потрясающего грязно-желтого цвета, в котором Рута казалась аж зеленоватой. Добавили наглухо завязанные этим платком волосы, выщипанные брови – отрастут, чай, не уши отрезали, искусанные от боли губы и балахон, которого хватило бы трех девчонок завернуть. Тоже – потрясающего грязно-коричневого цвета.