Это называется — допекли, суки!..

— Приказ об увольнении из твоих поганых органов где?! — взвизгнула прямо с порога супруга, тряхнув выкрашенными в непривычный черный цвет волосами.

Взвизгнула, совершенно не обращая внимания на внушительных размеров букет роз, коробку конфет и бутылку вина. Проигнорировала, твою мать! А он, между прочим, потратился. И потратился ради нее. А она…

— Чего тогда приперся, Артурчик, милый?! Чего, спрашиваю?! — елейно так пропела, а в глазах злоба лютая, как у волчицы. — Пошел отсюда и дорогу забудь на веки вечные!!!

— Забудь, забудь, — проквакала из кухни теща и тут же выдвинулась оттуда всем своим жирным рыхлым телом. — Пока не уволишься, на порог не являйся.

Он еще, идиот, чего-то пытался говорить, извиняться, мямлить, что вот закончит последнее дело — и уж тогда…

Говорил, говорил, говорил и медленно наливался ненавистью к своей жене, теперь, наверное, уже бывшей. К ее маменьке, что вдруг принялась намекать ему про каких-то Лялькиных ухажеров. И ко всему бабьему роду в целом, что портят кровь нормальным солидным мужикам вроде него.

Ненавидеть ненавидел, но в руках себя держал до последнего. Скрипел зубами, кусал губы, когда эти две овчарки принялись попеременно лаять в его сторону.

Не выдержал, когда Ляльке кто-то позвонил. Да не кто-то, чего лукавить перед самим собой! Сережа какой-то позвонил.

Тещенька трубочку-то сняла, засияла, словно медный таз, в котором она каждое лето варит жутко невкусное варенье. Ляльку подозвала и нарочно громко, чтобы зять непременно услышал, прошептала, змеюка, что это, мол, Сереженька жаждет с ней поговорить.

И тогда Вешенков взял и разбил им в прихожей зеркало. Разбил пинком и тут же ушел, не дослушав вопль проклятий, исторгнутый луженой глоткой тещи. Лялька странным образом промолчала.

А он ведь почему зеркало это разбил? Да потому, что, не разбей он зеркала, удушил бы точно обеих. Прямо там в прихожей и удушил, хотя и на мавра совершенно не похож ни душой, ни телом, ни лицом…

Вот, может, и Юрик этот — бедный малый — пытался приручить, влюбить в себя эту рыжую, а она от него нос все время воротила. Сначала Матвееву мозги вкручивала, но тот поумнее оказался, нашел себе девочку будь-будь. А потом уже и Юре принялась нервы мотать. А у того, видимо, с психикой и нервами послабее. Или любит просто ее до беспамятства.

Юру, что ли, пускать теперь в разработку? Ох, как надоело ему это поганое дело! Ох, как надоело! Сплошные мямли, сопли, слезы, любовь, твою мать, а в итоге что?! А в итоге у него за неделю второй труп! Версий тьма, и ни одной путевой. И везде ведь, везде эта рыжая задействована, будь она неладна.

В кармане штанов заверещал мобильный.

— Да! — рявкнул Вешенков и тут же, услышав возмущенный стон коллег из прокуратуры, поспешил извиниться. — Все, Саня, иду! Уже иду! Я тут возможного свидетеля по дороге выловил, опрашивал, вот и задержался.

Отключая мобильник, он все еще неприязненно косился на Соловьеву, но потом, видя ее растерянность, чуть смягчился:

— Ступайте, там Валерка возле вашего подъезда уже с полчаса томится. Опросить все желает.

— Так мы с ним уже вроде все…

— Это уж ему решать, все или нет! — снова окрысился Артур Всеволодович. — Идите!

— А как быть с Юрой? — все же не выдержала и напоследок спросила Алиса.

Ему что, этому Вешенкову? Он смену сдаст, или как там у них это называется, и домой отправится к своим любимым тапкам, дивану и телевизору. А ей как быть? Что делать, если Юра вдруг к ней среди ночи заявится?! Делать вид, что ничего не произошло? Что она его ни в чем не подозревает: ни в том, что он подставлял ее на фирме, желая быть полезным и, главное, желая вовремя оказаться рядом. Ни в том, что начальник службы безопасности, кажется, его разоблачил. Ни в том, что… что подозревает его в нападении на этого человека.

Ей же страшно! Ей нужна защита!

— Знаете что!.. — Вешенкову взорваться даже стараться не нужно было. — Я вам не нянька! Вон Валерия Степановича соблазняйте подобными предложениями или пишите жалобу прокурору, Попенкову, например…

Выпалил и тут же пожалел. Чего орет, спрашивается? Чего фамильярничает с этой рыжей жеманницей? Возьмет и нажалуется на него, его с работы и попрут запросто. И за хамство, и за не соответствие, и за…

Да найдут! Найдут, к чему прицепиться.

— Ладно, Алиса Михална, не переживайте, понаблюдаю я за вашим юристом. Проведу опрос по полной форме, проверю алиби, ну и вообще наведу о нем справки, что это за фрукт и откуда он вообще свалился на вашу голову…

Сашу Сизых дико смущало не столько само присутствие милицейского начальника в его доме, сколько то, что дом его домом назвать было трудно, его мало кто так называл.

Забегаловка… Притон… Харчевня… Отстой…

Кто во что горазд, короче. Это его никогда не заботило… до теперешнего момента. Момента, которого он ждал и которого страшился пуще неволи.

Нет, конечно же, неволя оттого, что он натворил, ему не грозила. Тут ежу понятно, криминала никакого нет, а значит, нет и статьи обвинения. Но…

Но вот уволить его могут запросто. А увольняться ему ох как не хотелось. Если уволят, то все! Тогда труба! Тогда он запросто даже этой халупы может лишиться. Платить-то нужно за любое жилье, даже за такое дерьмовое. Поэтому и следовало произвести на недовольного мента впечатление, чтобы тот кому надо все представил как можно безобиднее. Но попробуй тут произведи, когда из двух имеющихся в доме табуреток ни одной мало-мальски подходящей для того, чтобы на ней сидеть.

Саша все же решился накрыть одну своей чистой футболкой, пододвинул ее к Вешенкову и, заискивающе скалясь в улыбке, пробормотал:

— Присаживайтесь, прошу вас.

— Пешком постою, — буркнул Вешенков, скроив недовольную мину вовсе не из-за того, что сиденье ему не понравилось, а из-за того, что все еще помнил про тещу с Лялькой и про собственную несдержанность, заставившую его разбить зеркало. — Отвечать на вопросы будем?

— А как же! — живенько откликнулся Саша, тоже не решаясь присесть в присутствии стоящего гражданина начальника. — Любой вопрос! Я готов!

— Ага! — Вешенков ненадолго обрадовался. — Итак, зачем вас вызывал к себе начальник вашей службы безопасности?

— Так он это… Он хотел знать, отремонтировал ли я тот системник, что у Соловьевой забирал, когда ей его кофе залили.

— И?

Вешенков обводил взглядом жилище Сизых и в душе ужасался.

А что, если и он, оставшись в холостяках, доведет свою квартиру до такого запустения, а? А ведь запросто! Чему было удивляться, раз посуда третий день не моется, а гора в раковине все растет. Свитер опять же надел с потрепанными рукавами, Валерка заметил и на вид поставил. Рубашку постирал, а гладить не стал, решив, что сойдет и так, раз под свитером не видно.