Захиреет, опустится, мхом покроется, как этот Сизых, у которого в доме не было ни одного чистого уголка.

— Я сказал, что нет. Он велел мне его принести, только принести осторожно, чтобы не смазать возможных отпечатков. А что их смазывать-то, если я и так знал, кому они принадлежали, — выпалив все это на одном дыхании, Саша Сизых замер с открытым, как у рыбы, ртом.

— Да?! И кому же?! — Вешенков даже не пытался скрыть своего изумления, уставившись на инженера-электроника широко раскрывшимися глазами.

— Мне, Артур Всеволодович! Мне, поганцу! — выдохнул Саша, и лицо его тут же скривилось, того и гляди заплачет. — Я ведь кофе ей туда налил, потому как знал, куда именно лить-то надо! Для этого даже крышку пришлось приоткрывать… Ох, беда, беда…

Слышал бы его покойный Калинин, подумалось вдруг Вешенкову. Девку-то едва в сумасшествии не обвинили. Но он тут же одернул себя, вспомнив, что сам выдвигал ей куда более серьезные обвинения.

— А зачем же вы это делали, друг вы наш сердешный? — Он глянул на Сизых со смесью брезгливой жалости и неприязни, покосился на табуретку и после недолгих раздумий все же осторожно присел.

— Да потому, что попросили, заплатили… — Саша замялся, но, правда, ненадолго. — Объяснили, что все это для блага и во имя блага и все такое… Вот и пошел на поводу у чужого чувства, будь оно неладно!

— Понятно… И за что же вам и сколько платили, если не секрет.

Спрашивать, кто именно платил Саше, Вешенков пока не стал, во-первых, не дурак был, догадался. А во-вторых, оставил эту приятность на потом.

— Ну… Это по-разному было. То три сотни, то пятьсот. В зависимости от сложности задания. За системник мне штуку отвалили, так вот… А я ведь предупреждал, что добром дело не кончится! Предупреждал! А кто послушает?! — Саша Сизых с тоской в мутных глазах глянул на Вешенкова и спросил безо всяких переходов: — За это ведь наказания не предусмотрено, нет?

— А это смотря с какой стороны посмотреть, — тут же откликнулся Артур Всеволодович, напустив во взгляд туману. — Можно расценить как мелкое хулиганство, можно как преследование, откровенный саботаж, к примеру. Но если вы готовы помогать следствию…

— Готов! — Сизых вытянулся, будто на плацу, в линейку и едва язык не вывалил от желания услужить. — Готов к сотрудничеству и прочее.

— Итак, вы не отрицаете, что по поручению не установленного следствием лица таскали у вашей секретарши документы, потом подбрасывали их в самых немыслимых местах, выводили из рабочего состояния ее компьютер… — удовлетворившись тем, что Сизых по каждому пункту его обвинения согласно кивает, Вешенков решил закончить перечень, проговорив: — И в конце концов смонтировали порнографические снимки с ее участием и подбросили ее начальнику для того, чтобы окончательно ее сломить.

— Нет! — вдруг взвизгнул Саша неожиданно тонко и пронзительно. — Никаких фотографий не было! Ни я, ни Юрка их не делали!

— Точно? Вы ничего не путаете, гражданин Сизых?

Вешенков закинул ногу на ногу, обхватил колено сцепленными в замок пальцами обеих рук, но тут же снова подобрал ноги под табуретку, обнаружив огромную дырку на носке под резинкой. Разозлился, спасу нет. И на себя за невнимательность. Лежала же рядом новая пара носков, нет, надо было с полки непременно рваные выхватить. И на Сашу этого разозлился за то, что снова тот все начал путать и переворачивать с ног на голову. Ну и, конечно, не мог не вспомнить тещу с Лялькой. Из-за них все его беды! Только из-за этих двух мымр он вынужден ходить в рваных носках, неглаженых рубашках и заношенных до дыр свитерах.

— Клянусь! — продолжил верещать Сизых и даже присел на корточки перед Вешенковым, словно собирался встать на колени. — Ни про какие фотографии знать не знаю! Юрка тоже офигел, когда их в своем столе обнаружил. Сразу мне позвонил, я прибегаю, а он мне по мордасьям, говорит, твоя работа. А я что дурак, инициативу в таком тонком деле, как чувства, проявлять?! Мне за это не платили! Я ему так и сказал.

— А он?

— А он задумался вот так… — Саша Сизых поставил локти на воображаемую поверхность стола, сжал ладонями виски и сделался страшно задумчив лицом, насколько это было вообще возможно при его внешности. — А мне сделал знак убираться. Я и ушел. Потом Соловьеву уволили, она ушла. А потом Сергея Ивановича кто-то грохнул.

— А это… это часом не вы с Юриком решили подобным образом наказать разнуздавшегося самодура-начальника, а, Александр?

Вешенков был уверен, что не они. У Юры на момент убийства было алиби стопудовое, он как раз присутствовал в кабинете Инги на совещании. С совещания они все вышли, когда дама покидала приемную. Ее видели, Юра даже попытался окликнуть. Это кто-то слышал и подтвердил. Поэтому при всем желании обрядиться в женское платье и рыжий парик не сумел бы и не успел. Саша Сизых, рядись не рядись, под статную красавицу никак не подходил. Значит, убивали не они. Но спросить-то он должен был.

Его вопрос заставил Сашу резко опуститься на пятую точку и замереть с открытым ртом. Потом Сизых судорожно дернул острым кадыком, попытался сглотнуть, но закашлялся и сквозь судорожный кашель принялся причитать:

— Да вы что такое говорите?! Чтобы я убивал??? Да я… Да я никогда кошки и воробья не обидел!!! Да и за что мне Сергея Ивановича убивать! Что он мне такого сделал?! Он меня на работу взял и прогулы мои терпел… Так там баба какая-то вроде была! Баба, на Соловьеву похожая очень.

Вешенков тут же насторожился.

Он ни слова не сказал Сизых о том, что с Соловьевой вроде как сняты подозрения в убийстве. Откуда тогда подобное утверждение, если все на фирме утверждают, что по коридору шла именно Алиса.

— Да ладно! — Сизых недоверчиво мотнул головой. — Я в коридоре эту телку не видел, конечно, утверждать не стану, но вот потом…

— Что — потом?!

Вешенков едва не дал по башке этому инженеру. Он ведь дословно почти помнил протокол его опроса. Там не было ни слова про потом. Там черным по белому было записано со слов сотрудника фирмы Сизых Александра такого-то, что он не видел, не слышал и ничего такого не знает.

Откуда, черт возьми, вдруг теперь всплывает это потом?!

— Я в это время в туалете торчал, если честно… С пивом, между прочим, вот и… Вот и промолчал, — виновато потупив взор, промямлил Саша, так и оставшись сидеть на полу. — Слышу топот какой-то по коридору, я перепугался. Думаю, либо за мной отрядили охранников! У нас там частенько курильщиков отлавливали, которые в неурочное время покуривали, то…

— А какое же у вас урочным считается? — заинтересовался Вешенков.

— Последние десять минут каждого часа. Это даже в правилах внутреннего трудового распорядка записано. — Саша вздохнул тяжело и протяжно, потом продолжил: — Ну, думаю, труба мне. Поймают с банкой пива, на выгон точно. Мне этот особист хренов прохода и так не давал, а теперь, думаю, все! Вылечу, как пить дать. Ну, я к окну шасть, и баночку эту из форточки прямо на улицу. А окно нашего туалета прямо на пустырь за офисом выходит. Так вот эта баба, что на Соловьеву очень похожа… Кстати, очень похожа, даже одежда какая-то такая, кажется, была. Так вот она в тачку как раз садилась. Тачка эта как раз стояла на пустыре.