– Ха! Мы все еще на ходу! – матрос с «Минотавра» хлопнул Эрика по плечу. – Вы случайно не доктор, сэр?

– Скорее уж медбрат.

– Тогда пойдемте со мной.

Эрик поспешил вслед за ним по трапу во внутреннюю каюту, которая, как он быстро понял, во время боя использовалась как сортировочный пункт. Сюда приносили раненых, наскоро разбивали их на группы в зависимости от тяжести повреждений, а затем препоручали заботам военных врачей в белых халатах, после чего раненые отправлялись в место для отдыха, расположенное в глубине корабля.

Эрик оказался кстати. Он помогал чем мог – таскал раненых, подносил инструменты, даже бинтовал сломанные обожженные руки. Раненые поступали сплошным потоком, и это был нескончаемый ужас. Позже Эрик говорил мне, что после того случая по-настоящему зауважал полевых медиков – например, Фрэнка. Люди, которые в таких условиях продолжают действовать, думать и принимать одно судьбоносное решение за другим, стали казаться ему героями.

Но невозможность следить за ходом битвы стала для Эрика адской мукой. Иллюминаторов в каюте не было, так что нельзя было увидеть, что происходит снаружи, но Эрик слышал грохот взрывов, рокот орудий, рев воды, когда в нее врезались тепловые лучи, – и дребезжание, расходившееся по всему кораблю, который начал зловеще крениться.

Позже Эрик не мог вспомнить, сколько времени провел, помогая раненым, истерзанный предчувствием неумолимого рока, – может быть, прошли минуты, может, полчаса. Привыкший к пыльному хаосу боев на суше, он считал, что морские сражения устроены совсем иначе, и не ожидал того, что сейчас происходило.

Потом сквозь звуки битвы он услышал возгласы на верхней палубе. Эрик был занят ранеными, но любопытство так и сжигало его – скорее даже не любопытство, а желание узнать, суждено ему выжить или умереть. Чувствуя угрызения совести, он отошел в сторону, обещая себе, что отлучится ненадолго, и вскарабкался по трапу на палубу.

Там, наверху, в воздухе до сих пор свистели снаряды, а в воде плавали обломки разбитых судов. Эрику удалось снова найти матроса из Нортумберленда. Тот простер руку над океаном, над которым до сих пор сыпался град снарядов.

– Глядите! Вон там! – восклицал он, пытаясь перекричать несмолкающий грохот пушек «Неуязвимого».

И Эрик увидел: там, на севере, двигались серые тени, устремлялись в небо трубы и сверкали вспышки выстрелов. Весь горизонт был в огне – поистине грандиозное зрелище.

– Это Гран Флит из Скапы! Дредноуты! Ну теперь эти марсиане пожалеют, что с нами связались, вот увидите!

Но тут еще один линейный крейсер в их строю зацепило тепловым лучом. Последовал оглушительный хлопок; корабль сложился – с ним было покончено.

С нашего судна был слышен грохот на севере и видны вспышки. Но ни гибнущих кораблей, ни бьющихся марсиан мы не видели.

Позже я узнала, что погибла где-то треть флота, который нас сопровождал, но из пассажирских судов пострадало всего пять процентов. Потери марсиан были неизвестны. Такой ущерб уже стал обычным делом, но, несмотря на это, пассажирские и грузовые перевозки продолжались. Как заметил матрос – и как сказал мне Тед Лейн – все были согласны, что нельзя допустить блокады Англии марсианами.

Что касается нашего судна, оно прошло к югу от битвы и без происшествий продолжило путь в сторону Англии.

Когда мы оказались вдали от опасностей открытого моря, наш конвой рассредоточился: крупные грузовые суда направились в порты на южном и восточном побережье, а военные корабли – в свои порты приписки.

Мы же в конце концов прибыли в Уош, где неподалеку от берега поджидала флотилия рыбацких лодок, готовых принять нас на борт, – зеркальное отражение того, что происходило на фризском побережье. Меня с моим рюкзаком, а также лейтенанта Грея, сержанта Лейна и горстку других пассажиров погрузили в рыбацкое судно. Мы расселись на грязном днище, и лодка снова начала петлять между отмелями, которых в этом крупном заливе было видимо-невидимо. Уже наступил вечер, и для меня осталось загадкой, как наш шкипер – просоленный моряк, чья борода была похожа на марсианский снег, – ухитрился вывести нас из этого лабиринта туда, где сияли береговые огни. Из темноты то и дело доносились удары корабельных колоколов и чья-то ругань, когда очередное судно садилось на мель. Но мы благополучно преодолели этот отрезок пути, и я с облегчением снова ступила на твердую землю.

Как я выяснила, мы оказались в устье Грейт-Уз, недалеко от Кингс-Линна. Нас уже ждали машины, выкрашенные в унылый болотный цвет. Грей поспешил к ним, чтобы нам выделили одну и мы продолжили путь. Сержанту Лейну надо было отыскать свою часть, но из вежливости он остался со мной, пока Грей договаривался насчет машины.

Шофер настояла на том, чтобы проверить мои документы. Оказалось, паспорта уже недостаточно, чтобы дать право подданному Его Величества ступить на британскую почву, и по этому поводу между шофером и Греем возникли разногласия.

– Проклятье! – сказал он. – Я такого и представить не мог.

За рулем была женщина лет сорока в аккуратной форме; она явно чувствовала себя неловко. Оглядев меня, она улыбнулась:

– Ну что, мадам, вы не выглядите опасной преступницей. Мне дозволено перевезти одного заключенного под стражей. Правда, ваш рюкзак придется досмотреть. И нужна еще одна живая душа, чтобы вас сопровождать, – помимо лейтенанта.

Грей вздохнул.

– Ладно. Сержант Лейн!

– Сэр?

– Считайте себя добровольцем. А теперь забирайтесь в тарантас, и поедем в Кингс-Линн.

– Лучше туда, чем в казармы, – с улыбкой ответил Лейн. – Я угощаю, мисс, – прошептал он мне, садясь в машину.

Мы переночевали в городе, который я так и не успела толком разглядеть.

Грей и Лейн, как я узнала, провели вечер в кино, где они смотрели «Любовницу кайзера» – голливудскую драму, снятую в начале войны Шлиффена, где сцены с участием звезд перемежались кадрами хроники. И, судя по тому, как наутро выглядели мои спутники, они еще долго оставались на ногах после того, как сеанс закончился.

Когда мы садились в поезд, я их поддразнила:

– Вы наверняка оценили фильм по достоинству, да, джентльмены?

Грей хмыкнул.

– Это кино – сущая галиматья. Не припомню, чтобы какие-то янки единолично спасали Париж.

Поезд резко дернулся, и Грей скривился.

Лейн рассмеялся.

– Что, сэр, нахлынули воспоминания о войне? Или не в них дело?

– Ох, лучше молчите – и наслаждайтесь выходным.

– И то верно, сэр.

Мы направились на юго-запад через Питерборо и Нортгемптон к Оксфорду, где должны были сделать пересадку. Наш путь лежал к северо-западу от марсианского Кордона. Из окна я видела грубые лоскуты камуфляжа, наброшенного на здания, на железнодорожные рельсы. Даже телефонные линии попытались спрятать. Машин было совсем мало, поскольку они легко могли стать мишенями для марсиан. Хотя те редко делали вылазки за Кордон, время от времени это все-таки случалось, и ни один уголок Британии не был застрахован от атаки. Конечно, жалкий камуфляж не спас бы от марсианина – тот, например, мог почуять тепло, исходящее от спрятанного двигателя, – но боевых машин было мало, и они не могли обшарить все вокруг, так что подобные предосторожности были осмысленными.