чтобы тебе помочь – чтобы вернуть тебе радость и желание жить. Я здесь ради тебя, и я сделаю все, чтобы тебе стало лучше. Даю честное слово. Если у меня ничего не получится, это будет моя неудача, а не твоя. Я профессионал. Мастер своего дела. Сейчас тебе больно, и моя задача, моя работа, мое призвание – исцелить тебя от этой боли. Я посвящу этой задаче всего себя. (На этом месте Джоанна проговорила: Йоланди? Йоланди?) Я знаю, как тебе больно. Как тебе страшно. Я тебя люблю. Я хочу тебя вылечить. И я буду тебе помогать. Ты – моя пациентка. Я – твой врач. Ты – моя пациентка. Такой врач будет звонить тебе в любое время, даже совсем поздно ночью, чтобы справиться, как у тебя настроение, и сообщить, что он только что прочитал что-то новое о твоем случае и ему кажется, что этот новый подход должен тебе помочь. Такой врач будет звонить тебе в любое время и говорить: Извини, что я снова тебя беспокою, но я много думал о твоих проблемах и хочу попробовать кое-что новое. Нам надо встретиться прямо сейчас! Я не успокоюсь, пока не буду уверен, что лечение тебе помогает! Я всегда буду рядом, пока я нужен.

Йоланди, сказала Джоанна. У тебя все в порядке?

Да, сказала я. Извини.

Ты…

Да, цветы – хорошо. Спасибо, Джоанна.

11

Я позвонила маме на мобильный, но она не взяла трубку. Я встретила в коридоре санитара – бывшего солиста местной панк-группы. Он что-то насвистывал, загружая тележку подносами с едой под информационным плакатом с перечислением симптомов некротического фасциита.

Я вышла на улицу, где ярко светило солнце, и побрела пешком к маме домой по набережной вдоль реки. Я хотела пройти по набережной всю дорогу, но меня остановили молодые люди. Они таскали мешки с песком и складывали их на тротуаре вокруг жилого квартала. Река опять разливается, сказали они. Для них это был праздник. День, когда отменяют уроки в школе.

Мамы и тети Тины дома не было, но они оставили мне записку. Они решили съездить в Ист-Виллидж навестить сеньору Бертолуччи, которую по-настоящему звали Агатой Варкентайн, но все, кроме Эльфи, называли ее миссис Эрнст Варкентайн. В Ист-Виллидже женщин всегда называют по имени мужа, чтобы навечно (даже в некрологах в местной газете) определить место женщины в мире как мужней жены и никак иначе. Они поехали на тетиной машине. Потом я вспомнила, что оставила мамину машину на подземной парковке в больнице, и пошла обратно – на этот раз не вдоль реки, а по пыльным городским улицам.

Я поднялась на шестой этаж, хотела еще раз проведать Эльфи, но к ней пришел Ник, они смотрели друг другу в глаза, занавеска была наполовину задернута, медсестры старательно делали вид, будто они меня не замечают, или, возможно, звонили в охрану, чтобы меня вывели из отделения, поэтому я тихонько ушла, спустилась на подземную парковку, села в машину и поехала к маме домой. Я так надеялась, что женщина, на которую я наорала сегодня днем, напишет на моем пыльном заднем стекле, что она меня простила. Но конечно, никаких надписей там не было.

Мама с тетей еще не вернулись от сеньоры Бертолуччи. Я уселась за мамин ноутбук и открыла поисковик. Я пыталась найти больше сведений о тех лекарствах. Я прокручивала страницы с результатами поиска, которые «Гугл» предлагал в помощь людям, желающим умереть. Мне было тревожно: вдруг меня все-таки заберут на допрос в полицию, вдруг начнут проверять и отследят мою поисковую историю на этом компьютере? Я продолжала искать. Взгляд зацепился за заголовок: Можно ли помочь человеку умереть с помощью магии? Я ужасно гордилась собой, что не открыла эту страницу. Эльфи тоже гордилась бы мной. Здравый смысл прежде всего, Йоланди! Зазвонил телефон. Это была мама. Звонила мне из больницы. Я спросила, как дела у Эльфи. Мама сказала, что у нее взяли кровь на анализ. Зачем? Мама не знала. Но есть еще кое-что. Тетя Тина упала в обморок.

Я спросила: В больнице?

Нет, сначала в Ист-Виллидже, у миссис Эрнст Варкентайн. Но она быстро пришла в себя, чуть-чуть отлежалась, немного поела, и все вроде бы было нормально. Но потом…

Она тоже в больнице?

Да, мы решили проведать Эльфи, не заезжая домой, и по дороге, на въезде в город, Тина опять потеряла сознание. В машине.

Это как-то нехорошо.

Да уж, нехорошо. Как только мы добрались до больницы, я ее отвела в отделение неотложной помощи, и ее сразу госпитализировали. И наложили ей гипс. Она сломала руку, когда упала в обморок.

Тетя Тина?

Да. У нее боли в груди. Ее забрали на пятый этаж, в отделение экстренной кардиологии.

Это что-то серьезное?

Кажется, да…

Хорошо, сказала я и отключилась. Тут же перезвонила и извинилась. Я имела в виду: хорошо, я уже еду к вам. Мама рассмеялась. Я тоже немножечко посмеялась. Я знала, что она старается сдержать слезы. Я снова сказала, что уже еду к ним, и она что-то шепнула в ответ. Я не расслышала, что это было. Кажется, она сказала: Какая разница? Мама сама тысячу раз попадала в реанимацию со своим слабым сердцем и дыхательными проблемами – и каждый раз благополучно выписывалась домой, – но тетя Тина, насколько я знаю, оказалась в больнице впервые.

По дороге в больницу я размышляла о своей истерической вспышке на подземной парковке. Это из-за моего прошлого, сказала я вслух, обращаясь к невидимому собеседнику. Я поняла, в чем причина. Я была Зигмундом Фрейдом. Достаточно вспомнить, как наши меннонитские церковные старейшины с их тугими воротничками и вздутыми шейными венами обвиняли меня в нечестивых поступках и помыслах и сулили мне вечные муки в каком-то подземном огне, хотя я не сделала ничего страшного или плохого. Я была невинным ребенком. Эльфи была невинным ребенком. Мой отец был невинным ребенком. Моя двоюродная сестра Лени была невинным ребенком. Это неправильно, так нельзя: брызжа слюной и размахивая руками, обвинять людей во всех смертных грехах и угрожать им вечными муками лишь потому, что почти всю их семью перебили, а им самим пришлось бежать и прятаться в куче конского навоза. Речи, звучащие с церковной кафедры, просто на улице были бы восприняты как бред сумасшедшего. Нельзя тиранить людей, заставляя их чувствовать себя жалкими и ничтожными, а потом называть их дурными и грешными, когда они решают покончить с собой. Так что нет вам прощения, святоши. Вам никогда не почувствовать невероятную легкость. Вам никогда не взлететь.

Сердечные приступы происходят от болезненных воспоминаний. Где-то я это прочла, может быть, в новостной рассылке