Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И создать за них то, что они создать так и не удосужились.
Подмена «Коней» произошла в ночь на четверг, когда и должен был состояться аукцион в галерее Полины Аркадьевны.
Состаренные реставратором Ильей поддельные «Кони» вдруг стали выглядеть как самые настоящие.
Хотя нет, различия были, но крайне мелкие. И если все уверены, что это подлинник, то вряд ли будут искать в нем черты подделки.
Утром в четверг в дверь «Вани Гога», уже закрытого после ночной смены, осторожно постучались с черного хода.
Открыв, Саша увидела щуплого типа, который держал в руках нечто, замотанное в тряпки.
– «Коней» заказывали? – спросил он, вручая картину Саше. – И можно небольшой завтрак?
Только организовав раннему гостю роскошное пиршество, Саша отнесла подлинник Петрова-Водкина в подсобку и наконец-то размотала тряпки.
Вот она, ее компенсация за дедушкину коллекцию, пусть и маленькая! У дедушки похитили около трехсот картин, а они выманили у Полины только одну.
И что ей с «Конями» делать, не с копией, а с подлинником, об этом она еще и подумать не успела.
От греха подальше Саша хотела отнести сначала картину из «Вани Гога» на квартиру, но потом передумала: ресторан и был тем местом, где подлинник «Коней» лучше всего спрятать.
И она просто повесила их в неприметном углу около мужского туалета: все стены и так были увешаны шедеврами Ильи.
Так пусть и Петров-Водкин тут тоже повисит, пока она не придумает, что с ним делать.
Аукцион, как она узнала из СМИ, завершился приятной сенсацией: известный московский банкир, большой поклонник русского авангарда, выложил за «Коней на водопое в желтом пруду» рекордно высокую сумму.
И по Пятому каналу даже показали сияющую (как от счастья, так и от своих не самых маленьких бриллиантов) ПВК, которая вместе с солидным банкиром демонстрировала на камеру «Коней».
Только не «Коней» Петрова-Водкина, а «Коней» Ильи Гогурина.
С подписью «Ван Гог».
В ту ночь они с Ильей впервые занялись любовью.
Саша все ждала в последующие дни, что вот-вот разразится скандал и Полину арестуют, но этого не случилось.
А что, если Илья создал настолько хорошую копию, что ее отныне все будут считать оригиналом?
Ну, тогда у «Коней» будет два оригинала, как у многих картин, например «Крика» Эдварда Мунка или «Подсолнухов» того же Ван Гога.
Решив выждать еще недельку, Саша дала себе слово, что если ничего не вскроется, то она отправит банкиру послание о том, что у него отнюдь не оригинал.
Как вот только подписаться?
Точно не Ван Гог!
Илья переехал к ней в Шкиперский проток, и Саша знала, что так оно и должно быть. Она искала человека, который мог бы сделать ее счастливой, а нашла того, кого осчастливила сама.
Потому что Илья ее любил, не исключено, с самого начала, когда она была еще подругой Ванечки.
А любила ли его она?
Вот что точно: восхищалась.
А затем события вдруг понеслись, словно принимали участие в гонках на опережение. В начале октября один из завсегдатаев обмолвился, что его хорошего знакомого сбила машина и что хоть его и доставили в НИИ имени Джанелидзе, он там скончался.
Знакомым был тот самый спец, который подменил «Коней» в арт-галерее Полины. И который получил право бесплатно есть и пить в «Ване Гоге» до конца жизни.
Этим своим эксклюзивным правом он пользовался неполных две недели.
На следующий день Илья сумрачно сказал:
– Мой тезка-реставратор сегодня утром умер. Причем не от рака, просто сердце во сне отказало. Наверное, так даже лучше…
Саше даже стало не по себе: словно смерть решила подбирать одного за другим тех, кто имел прямое отношение к афере с «Конями».
А вечером того же дня (она еще даже не успела отправить банкиру анонимку) и по местному, и даже по федеральным каналам сообщили о задержании известной арт-галеристки Полины Волковой-Красовской по обвинению в мошенничестве. Саша, глядя кадры милицейской хроники, наслаждалась перепуганным видом закутанной в меха (и сверкавшей своими немалыми бриллиантами) ПВК, которую вывели из ее галереи на улице Чайковского под белы рученьки и запихнули в милицейский «уазик».
И показали интервью с осунувшимся и явно огорченным банкиром, который, демонстрируя «Коней на водопое в желтом пруду», поведал неслыханную весть о том, что приобретенная им у Полины картина Кузьмы Петрова-Водкина – талантливая подделка.
Саша сбегала в магазин, купила самое дорогое шампанское и сунула его в морозилку. Надо будет отпраздновать с Ильей, который все задерживался, переняв ночную смену в «Ване Гоге».
Ожидая его, Саша прикорнула на софе, а когда открыла глаза, то поняла, что уже утро. Бросившись на кухню, уверенная, что Илья уже там, она его не обнаружила.
Зато вспомнила о шампанском в морозильнике и вынула промерзшую и лопнувшую бутылку.
Вот ведь растяпа! Придется вторую покупать.
Не появился Илья ни утром, ни днем. К тому времени Саша уже дважды побывала в «Ване Гоге» и узнала, что Илья ушел оттуда в начале третьего ночи.
Ушел, но домой так и не пришел.
Во всяком случае, к ней.
Отчего-то Саша вспомнила эротические похождения его брата Ванечки: может, Илья тоже загулял – и пошел по бабам.
Или даже не только по ним.
Ну нет, не такой Илья был человек, он ее любил – и только ее.
Ему она, в отличие от Ванечки, верила.
Но что же тогда случилось?
В голову полезли дурные мысли о смерти, которая подбирала всех, кто был причастен к афере с подменой «Коней».
Одного сбила машина, другой умер во сне.
А что, если и с Ильей…
Она как раз просчитывала ужасные возможности, собираясь с духом, чтобы звонить по больницам, как вдруг ожил телефон.
– Задаешься вопросом, где твой хахаль? – донеслось до нее. – А где-где, у нас! Хочешь его услышать?
И до нее донесся звук глухого удара и стон.
– Немедленно прекратите! – запричитала Саша. – Что вам надо, кто вы?
Хотя она уже знала кто: те самые очень серьезные люди в черных костюмах и в темных очках, которые положили глаз на «Ваню Гога».
– Да не так много нам нужно, красавица. Но ни ты, ни твой хахаль нам этого дать не пожелали. Хотя к вам с добрыми намерениями пришли. Респект проявили, как с нормальными людьми поговорили, а вы нас в баню послали…
Ну да, в баню: значит, их посланец все дословно передал.
– А знаешь, где мы сейчас? В бане!
Тип хохотнул.
– Мы водку жрем, а твой хахаль своей кровью захлебывается. Больно ему, очень больно…
Саше стало дурно.
– Что вам надо? –