Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Действительно, ситуация для шуточек не подходящая.
Человек лежал скрючившись. Он был забросан строительным мусором, землей, толем, да еще полит мазутом, так что до сих пор вони не ощущалось. Но когда тело освободили, сладкий тошнотворный запах ударил в нос. Один из работяг заслонил ладонью рот – его едва не стошнило.
Прораб перекрестился.
– Смотри, – кинул красномордый, зацепляя лопатой пистолет.
– Надо в милицию бечь, – воскликнул прораб.
Часть третья
КРОВЬ ЗА КРОВЬ
За те несколько дней, пока Шарифов находился в Москве, ему удалось сделать много. Он окончательно вник во многие нюансы. По-хорошему, не доводя до крови, выбил несколько долгов за товар, в двух случаях с процентами. Он умел располагать к себе людей и убеждать, что жизнь дороже денег.
Но главное, ему удалось пробить «окно» на домодедовской таможне. Несколько каналов сгорели разом пару месяцев назад, и приходилось наверстывать упущенное. Теперь в аэропорту образовалось «окно», и, таким образом, появилась возможность вливать в столицу России наркотики из Баку.
Это была его старая агентурная разработка (он пользовался терминами, привычными ему со времен службы в госбезопасности). Двое офицеров таможни попались на крючок. Долго их и искать не пришлось в этой насквозь прогнившей организации. Но одно дело, когда отношения строятся по принципу: взятка – услуга. И совсем другое – полная покорность делового партнера, власть над ним. Теперь эти двое оказались в полной его власти.
Свободной минуты не было. Он убедился, какой вес здесь у Амарова. Проблемы решались быстро. Люди оказывали помощь. И опять воспринимали его как наследника – это льстило самолюбию.
За время пребывания в столице он проконтролировал две переброски товара автомобильным транспортом. Наркоту прятали в оборудованных в трейлерах тайниках. По прибытии на место зелье тут же разлеталось по оптовикам, а потом и по розничным торговцам.
Он продолжал жить в гостинице «Россия». Принимали его как министра. Рестораны, застолья со столами, ломящимися от яств, – все это уже начинало утомлять.
Там, где застолье, всегда находились и послушные, готовые удовлетворить любые запросы девки. С ними в Москве проблем не существовало. Можно даже не тратиться на проституток. В русской столице все просто – если хочешь встать за прилавок на рынке и получать от хозяина гарантированную зарплату, молодуха, поработай-ка сперва горячим телом, обслужи, обогрей, понравься, а после этого торгуй.
В конце концов все вопросы разрешились достаточно удачно. Будет чем порадовать Амарова. Со всеми заданиями Шарифов справился на пять баллов. И готовился к отлету.
Повязали его, когда он вышел из подвального ресторанчика, который облюбовал себе для ужинов. Заведение славилось хорошей кухней. И там было спокойно.
Часы показывали около девяти вечера, когда Шарифов со слегка гудящей от хорошего вина (Коран в части неприятия вина он не признавал) вышел из ресторана. Был прекрасный сине-прозрачный московский вечер. Хотелось прогуляться пешком.
И прошелся. Тридцать метров.
– Стоять, – услышал он властный голос.
К нему подошли трое. Невысокий старший лейтенант и два амбала – сержант и старшина в бронежилетах, с резиновыми дубинками, прозванными «демократизаторами».
Шарифов пожал плечами и остановился. В эти дни в Москве опять ввели долгоиграющую операцию «Смерч-антитеррор», а потому хватали и проверяли всех кавказцев. Шарифова за последние дни останавливали раз двадцать, но все ограничивалось проверкой штампа регистрации.
– Ваши документы, – потребовал старший лейтенант.
– Уже третий раз сегодня проверяете, – сказал Шарифов.
– А ты чего, против? – встрял сержант, выпятив челюсть, зло разглядывая азербайджанца и поигрывая дубинкой.
– Нет, не против, – заискивающе улыбнулся Шарифов, знавший, что против ветра не наплюешься, а против сержанта при исполнении не попрешь, особенно когда у тебя специфически горбатый нос. – Порядок нужен.
– Вот именно. А вы, орлы с Кавказа, его нарушаете, – напирал старший лейтенант.
– Разные люди есть, – философски произнес Шарифов. – На Кавказе больше хороших людей. Плохие просто в глаза бросаются.
– Ага, – кивнул старший лейтенант, протягивая документы сержанту. – Бросаются.
Шарифов затравленным взором проводил свой паспорт, исчезнувший в кармане сержанта.
– Поедем в отделение, – уведомил не терпящим возражений голосом старший лейтенант.
– За что?
– Проверим. Не виноват – отпустим. Виноват – посадим, – изрек старлей.
– Ага, – довольно поддакнул сержант, выразительно постучав дубинкой по ладони.
– Но…
– В автобус.
Шарифова быстро и профессионально обшмонали в поисках оружия. Естественно, не нашли такового.
Неподалеку стоял зеленый потрепанный «пазик». В нем сидели две торговки водкой и пьяный очкарик со следами былой интеллигентности на изможденном лице.
Грубый сержант уселся на переднее сиденье, а старший лейтенант и старшина отправились на дальнейший промысел.
Шарифова усадили на жесткое сиденье с порезанным коричневым дерматином, рядом с пьяницей. Тот мрачно покачивался взад и вперед и время от времени глубоко и отчаянно вздыхал.
Шарифов наливался злостью. Можно держать в руках нити операций, приносящих миллионы долларов. Можно оптом скупать генералов МВД, прокуроров и таможенников. Можно заводить карманных депутатов. И все равно – ты ничто перед милицейской мордой, у которой план на доставку в отделение кавказцев.
– Тебя-то за что? – обратился к нему пьяница. Язык его заплетался.
– Ни за что.
– А-а. За нос.
– Ага.
– За горбатый нос. Пластическую операцию надо делать, дружище. Без этого долго не протянешь.
Шарифов усмехнулся. В словах пьяницы была доля истины.
– Не, ну что творится? – не унимался пьяный. – Пить нельзя. В кепке-«аэродром» ходить нельзя. Тут как тут. «Наша служба и опасна, и трудна», – запел он.
– А певцу сейчас аплодисмент. По роже, – лениво откликнулся сержант.
– Во. И петь нельзя. – Пьяница опять качнулся. И повернулся к Шарифову: – Из Грузии залетел?
– В России живу, – сказал Шарифов.
– Во, вижу что-то родное в тебе. А ты, оказывается, русский. – Пьяница икнул.
– Это где ты в России живешь? – встрял в разговор сержант.
– В Семиозерске.
– О, земляк. – Пьяница хлопнул его по плечу, и Шарифов едва сдержался, чтобы не врезать по этой руке, а лучше – сразу по физиономии. – Я тоже оттуда. Служил в этой дыре. Родине столько лет отдал. А за что? Ни за хрен… Земляк, они думают, я алкаш. А я – кандидат наук. Химик.
– Химик, – хмыкнул сержант. – Из тех, которые на химии сидят?
– Биохимик. Я под этим долбаным Болотниковом, в этих долбаных болотах, под этой долбаной землей знаешь сколько лет проторчал? Психотропы удумывали.
– Удумщик, – еще наглее ухмыльнулся сержант.
Шарифов напрягся.
– Ты что, под Болотниковом служил? – спросил он.
– И как служил!
– Так там ничего нет.
– Это тебе кажется, что нет. А было, – хитро потряс пальцем пьяница.
– Никогда бы не подумал.
– Тс-с, – тот прижал палец к губам. – ЦРУ не дремлет.
– Трезвяк по тебе не дремлет, – сообщил сержант.
– А прав, служивый. Все ЦРУ давно в Кремль переехало… Ну, была у нас под Болотниковом лаборатория. Не, я правда биохимик. Знаешь, какой самогон гнал.
Он икнул, привалился к сиденью и замолк, пьяно всхрапнув.
Шарифов сидел, сжав истертую тысячами ладоней металлическую трубку на спинке сиденья перед собой. Голова