Одновременно прошли выборы в Москве и Ленинграде, Попов и Собчак из председателей Моссовета и Ленсовета превратились в мэров. И покатилась цепная реакция. Лидерам других союзных и автономных республик тоже захотелось стать президентами! Это звучало гораздо более солидно, чем председатели Верховных Советов. А городские руководители потянулись к титулам мэров, областные — губернаторов, исполкомы преобразовывали в «правительства», отделы исполкомов в «министерства».

Но при этом задирались и амбиции новоявленных президентов, губернаторов, министров, что сказывалось на «Новоогаревском процессе». Горбачев и без того предлагал вместо прежнего СССР некую аморфную «мягкую федерацию». Но кочевряжились то Ельцин, то Украина, то даже «президенты» автономных республик. Проекты союзного договора, уже вроде бы согласованные, снова и снова правились, переделывались. Возня стала затягиваться до бесконечности.

Однако в этот же период стали происходить довольно странные вещи, намекающие на некие грядущие важные перемены. Горбачев удалил из руководства прежних ближайших соратников, с которыми начинал реформы — Лигачева, потом Рыжкова. Но и доверенные советники Михаила Сергеевича, его главные подручные в связях с Западом, вдруг отошли от него. Сперва подал в отставку Шеварднадзе, через несколько месяцев за ним последовал Яковлев. Оба почему-то предпочли дистанцироваться от Горбачева и даже сойтись с деятелями «ельцинского лагеря» — объединились с Поповым, Собчаком, Вольским, создали с ними новую партию «Движение демократических реформ».

А на замену прежним помощникам Михаил Сергеевич выдвигал фигуры, никак не способные стать ему надежной опорой. Наоборот, деятелей слабеньких, аморфных. Например, вице-президентом сделал Геннадия Янаева. Раньше он работал по третьесортной линии профсоюзов, ничем достойным не выделился, зато очень крепко пил [9]. Премьер-министром стал Валентин Павлов, того же поля ягода. Вдобавок он мгновенно оскандалился, пообещав не проводить никаких финансовых реформ и сразу нарушив собственные слова, устроив безобразную панику с обменом крупных купюр в трехдневный срок. Вскоре Павлов усугубил свою испорченную репутацию, резко снизив курс рубля и вызвав скачок цен.

А в марте 1991 г. разыгралась непонятная катавасия. Был образован Совет безопасности СССР, куда вошли те же Янаев, Павлов, главы силовых ведомств и еще ряд руководителей. Но 28 марта должен был собраться III Съезд народных депутатов России, и правительство Павлова вдруг озаботилось порядком в Москве. Впервые за время перестройки запретило в столице любые митинги и демонстрации на период с 26 марта по 15 апреля. А в день открытия Съезда в Москву были введены войска, якобы с целью оградить его от «морального террора» всяческих манифестантов. Но «демократия» завопила о «начале реакции». Невзирая на запреты, массовая демонстрация затопила Садовое кольцо, перешла в митинги протеста. Сам Съезд обратился к правительству о выводе войск, и их тут же убрали. Но… зачем все это предпринималось? В целом — очень походило на репетицию грядущего ГКЧП. Проверить реакцию народа. И ядром ГКЧП стал как раз Совет безопасности, созданный Горбачевым.

Между тем события в СССР и в мире шли своим чередом. В нашей стране были приняты законы о свободном выезде за границу, «Об основных началах разгосударствления и приватизации предприятий». Скрытый перехват государственной собственности шел уже давно, а теперь его легализовывали. А 17 июля 1991 г. в Лондоне состоялось совещание «Большой Семерки» — США, Англии, Франции, Германии, Италии, Канады и Японии. И впервые на встречу ведущих мировых держав был приглашен Советский Союз! Это рекламировалось как величайший успех Горбачева и его политики. Нас признали «равными», семерка превращалась в «восьмерку»!

Столь высокое доверие Михаил Сергеевич постарался оправдать. В Москву пожаловал президент Буш, и 31 июля Горбачев подписал с ним Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений, СНВ. Теоретически он выглядел «равноправным». Каждая держава должна была уничтожить третью часть своих баллистических ракет. Но на самом деле Михаил Сергеевич снова согласился на чудовищные уступки. Оказались завуалированы те же самые особенности, что и раньше. У нас основу стратегических вооружений составляли ракеты наземного базирования, в США — морского и воздушного. Но договор не касался флота. А каждый стратегический бомбардировщик Б-52 советская сторона согласилась учитывать как одну ракету, хотя он нес 12 ракет. Маршал Язов впоследствии вспоминал: «Нам пришлось сократить раз в 100 больше ракет, чем им. У американцев было всего штук 50 «Атласов», попадающих под этот договор, они их уничтожили… У нас же было 6 ракетных армий, которые надо было сокращать по этому договору!».

Но эпоха Горбачева уже подходила к концу. Не исключено, что как раз после заключения договора СНВ теневые режиссеры сочли — он выполнил все что мог. Пора уступать место другим. Михаил Сергеевич еще председательствовал в Ново-Огарево, был опубликован очередной проект договора о «Союзе суверенных государств». Его подписание назначили на 20 августа. Хотя это было лишь «мыльным пузырем». Подписать союзный договор соглашались всего 3 республики, РСФСР, Казахстан и Узбекистан. Да и они, очевидно, нашли бы новые зацепки для отказа (как впоследствии и произошло). Но Горбачев удовлетворился и отправился отдохнуть в Крым. И тут-то разыгрался «путч ГКЧП».

По запущенной в обиход версии, Михаила Сергеевича «изолировали» в его крымской резиденции в Форосе, отключили ему связь. 19 августа по радио и телевидению стали передавать «Обращение к советскому народу», что президент не может выполнять свои обязанности по состоянию здоровья, его полномочия принимает на себя Янаев. Сообщалось, что «в целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса» в ряде местностей вводится чрезвычайное положение, создается Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП) в составе Янаева, Павлова, председателя КГБ Крючкова, министров обороны Язова и внутренних дел Пуго, первого заместителя председателя Совета обороны Бакланова, председателя Крестьянского союза Стародубцева, президента Ассоциации государственных предприятий Тизякова.

Не вошли в состав ГКЧП, но активно подключились к нему главнокомандующий Сухопутными войсками Варенников, председатель Верховного Совета СССР Лукьянов, член Политбюро Шенин, руководитель аппарата Горбачева Болдин, его военный советник Ахромеев. Приостанавливалась деятельность всех политических партий, общественных организаций, запрещались митинги, демонстрации и забастовки, прекращалась трансляция всех телеканалов и радиостанций, выпуск всех газет, кроме центральных. В Москву были введены войска, заняли ключевые объекты, оцепили центр города.

Но Павлов впоследствии проговорился, что Горбачев «был в курсе всего происходящего». В своих показаниях это подтвердили и другие предводители «мятежа» [86]. Улетая в Крым, Михаил Сергеевич напутствовал Янаева фразой: «При необходимости, действуй решительно, но без крови» [137]. 20 лет спустя, в 2011 г. на пресс-конференции в агентстве «Интерфакс» сам Горбачев тоже сознался, что знал обо всем. Генерал В.Г. Медведев, начальник личной охраны президента, вспоминал, как 18 августа, накануне «путча», к Михаилу Сергеевичу приезжали в Форос «мятежники» Болдин, Варенников, Шенин, Бакланов, беседовали, «прощаясь, обменялись рукопожатиями». А 19 августа, когда «переворот» уже произошел, «даже душевный покой президента в этот день не нарушался… Он отправился на пляж. Загорал, купался. А вечером, как обычно, в кино» [57].