Под пальцами я почувствовала пульс: это кровь. Вот сердце сократилось, и она синхронно понеслась по сонным и бедренным артериям, лучевым венам.

– Нитроглицерин есть у кого? – не разрывая зрительного контакта, крикнула я.

– Да чего ж это я! – послышалось за спиной. – Совсем Микулишна меня напугала. Да-да, с собой даже… Я без него на улицу ни шагу…

Таблетку под язык я все же смогла засунуть. А спустя десять минут бабулька начала отходить. Слава Богу, не в мир иной. Когда приехала скорая, она хоть и полулежала в холодном поту, к счастью, пик приступа прошел. Но ее все равно отправили в больницу. Фельдшер, узнав во мне коллегу, слушал не причитания старушек, а мой краткий отчет: что, когда, как, чего давалось.

Скорая уехала, а я потянулась за своей курткой. Одна из двух оставшихся старух с совершенно новой интонацией, которой я до этого не слышала, произнесла:

– Значит, врач… – в ее голосе смешались и недоверие, и… Капец мне. Полный и окончательный. – Присядь милая, а то на тебе лица нет… – между тем вещала бабуля.

И удивительно, морщины на ее лице разгладились, а голос стал необычайно приветливым.

Я же, оглушенная вновь вернувшимися чувствами, неожиданно для самой себя и вправду села.

– Спасибо тебе за Микулишну, родненькая…

От такого обращения глаза почему-то защипало, и… Черт! Меня все же накрыла истерика. Запоздалая. Когда слезы бегут, а ты смеешься. И не можешь ничего с собой поделать.

– У вас закурить будет? – сквозь смех и слезы спросила я.

Мне, некурящей, нужно же как-то успокоиться. Странно, но у бабок было.

Когда во дворе взревел мотоцикл, мы втроем сидели на лавочке у подъезда, курили крепкие папиросы и смеялись тем отчаянным смехом, которого боится даже смерть. Удивительно, в этом большом городе меня поняли те, кого я считала… ну не друзьями точно.

– О, гляди, говнюк твой нарисовался, – выдала бабка, поудобнее перехватывая свою клюку.

Дэн, слезший с мотоцикла, так и замер со шлемом в руке.

– Чего это? – не понял он, глядя лишь на зареванную меня.

– Того это. Она Микулишну сегодня от смерти спасла. А мы сейчас ее от паразита спасаем.

– Так вы ее на днях костерили…

– Да, материли. Потому что Данка наша, родная. А родню, любя, и крепким словом обласкать не грех. От души. А ты, паразит…

– Дана? – спросил меня брюнет, все еще не понимая.

Пришлось пояснить. И про список его гребаный в синем органайзере, и про его ложь. И про все, что о нем думаю.

Высказавшись, я поняла, что не могу его больше видеть. И не хочу. Я вскочила и стрелой помчалась в подъезд. Бабульки, хотя я от них этого и не ожидала, прикрыли мое отступление. Они держали оборону отважно. Не хуже, чем под Сталинградом.

Поцелуи – лучшая анестезия, если к ним прилагается лидокаин.

Дана Убий

Едва я оказалась в темноте подъезда, как рядом со мной раздалось:

– Эта та самая рыжая курва?

– Да. Вали ее!

От удара под ребра я заорала. Голова ударилась о стену, едва не расколовшись.

Нападавших было двое. Те самые, из подворотни. Я их узнала. Но не успела удивиться.

– Коза, тебя предупреждали, чтобы ты к нему не лезла? – Меня тряхнули так, что затылок вновь поздоровался со штукатуркой. – Какого хрена ты к нему в койку опять запрыгнула?

– Опять? – из сдавленного горла вырвался лишь слабый хрип. Мозг и вовсе отказывался связно мыслить.

– Сама виновата, раз поперлась. Отступила бы – осталась бы цела… – издевательски печально протянул тот, у которого был выбит передний зуб.

Второй мордоворот оказался дьявольски силен. Схватив за горло, он чуть приподнял меня от пола. Ровно настолько, чтобы я могла лишь носками касаться замызганной плитки.

– Да забирайте своего козла. Он мне не нужен, – просипела я, стараясь стоять на цыпочках. Задушит ведь, придурок.

Меня опустили на пол, так что я смогла стоять. Но обрадовалась рано. Перед глазами блеснула заточенная сталь. «Лицо порежут», – подумалось отстраненно. Словно все было не здесь, не со мной.

– Может, оставить шрам на твоей мордашке? – ухмыльнулся тип с дыркой в зубах, играя ножом. – На память. Чтобы хорошо помнила о своем обеща…

Договорить он не успел, пиликнул домофон, по глазам резанул свет из дверного проема, и оттуда вихрем налетел Дэн.

Я почувствовала на губах вкус боли, крови и облегчения. Еще четверть часа назад я и не думала, что буду так рада видеть брюнета. Рада и зла!

Короткий замах. Дэн кистью отбил нож, что был рядом с моим лицом. Я не успела опомниться, как сталь звякнула из темноты под лестницей. Но Дэн получил удар в бок, заставивший его коротко выдохнуть.

Увернувшись от еще одного удара, он закрыл меня спиной, саданул со всей дури коленом здоровяку в живот и тут же приложил апперкотом в челюсть. Тот вырубился.

Щербатый успел достать Дэна, двинув ему в плечо. Брюнет пошатнулся, но от очередного удара успел уйти, поднырнув под летящий кулак, который с хрустом вошел в стену. Щербатый взвыл, Дэн врезал ему локтем по затылку. Тот обмяк и повалился кулем на затоптанный пол.

Я пораженно отвела взгляд от двух бандитов и посмотрела на Дэна. По его лицу текла кровь из разбитой губы. Не знаю, чего мне захотелось больше: обнять его или придушить. Благодарить за то, что спас, или поколотить, потому что все это из-за него?

Хотя… из-за него ли? Мысли бешено завертелись, возвращая меня в тот день, вернее в ночь, когда я увидела двух мордоворотов впервые. Подворотня, я в красном Евином плаще. Сумасшедший бег, от которого сердце было готово проломить грудную клетку, и визг тормозов. Мои разбитые в крошку наушники, и только потом Дэн. Стоп. Еще раньше, в тот же вечер… Евин подъезд, два странных типа, которые тут же скрылись, стоило мне посмотреть в их сторону повнимательнее… Совпадение? Бред, не бывает таких совпадений!

Догадка. Немыслимая. Но в то же время идеально логичная: меня приняли за другую. Да, мы с Евой не были похожи как две капли воды. Но ночью…

Взгляд переместился на распахнутую подъездную дверь. Там, как два грозных стража, стояли бабульки, одна с клюкой наперевес. Я снова посмотрела на тихо сопящих бандитов.

– Ты их знаешь? – нахмурился Дэн, бдительно следя, не очнутся ли пациенты и не нужно ли кого интубировать второй раз ударной дозой наркоза. У него как раз имелись две ампулы: правая и левая.

Хотя… левая была в крови. Вся.

– Сейчас и познакомимся, – пообещала я и спросила: – Что с рукой?

– Ерунда, – попытался отмахнуться Дэн.