Радзивилл Сиротка оказался практически напротив меня. Время от времени бросал испытующий взгляд: что в свите слышно? Я одними глазами дал понять, что переговорю с ним после пиршества.

Вино исчезало со столов быстрее закуски. Магнаты один за другим, постепенно хмелея, провозглашали новые и новые тосты. За короля, за молодых, за Речь Посполитую, за союз с Францией. По мере того, как тушки тетеревов и юных кабанчиков превращались в кучки костей, в воздухе все отчетливее пахло милитаризмом. С помощью французов шляхта была намерена вернуть земли, некогда принадлежавшие Великому княжеству Литовскому – Смоленщину и остальные в среднем и нижнем течении Днепра. Заметно, что Радзивиллы помалкивали, больше разорялись маршалки Польского королевства в надежде, что совместная победа над Русским царством сильнее скрепит две части Речи Посполитой. С Сироткой, конечно, поговорю. Главное же – сегодня написать Ногтеву про очередной взлет польской русофобии.

К концу застолья на Генриха напал приступ богобоязненности, он признался в намерении уединиться в часовне для молитвы Господу и размышлений. Очевидно, другого способа избавиться от невесты он не придумал. Свите не обязательно сопровождать его в храм, я снова встретился взглядом с Радзивиллом и кивнул в сторону коридора, ведущего к Сандомирской башне.

Мы поднялись на третий этаж к ряду бойниц. С Вавельского холма открывается превосходный вид на Вислу и поля до Казимежа.

– Сеньор де Бюсси! – без предисловий начал Сиротка. – Я исполнил свою часть сделки, ходатайствовал перед семьями гневающихся на вас дворян воздержаться от сведения счетов. Не понимаю, что за странные у вас отношения с русскими, но пришел и мой черед просить о содействии. Вы лучше знаете короля. Он сдержит обещание жениться?

– Полагаю, что сдержит.

– Полагаю… Какое обтекаемое слово! Будто круглый камень в течении реки – твердый, скользкий, не зацепишься.

В свете угасающего июньского вечера благообразное лицо Сиротки излучало разочарование. Конечно, от меня он ожидал большей определенности.

– Не составляет секрета, пан Николай, что король всеми силами этому браку противится. Он влюблен в жену принца Конде, привык не сдерживать похоть и утолять ее с доступными красотками. Но здесь ему не оставили выбора. Да, он отправится под венец, щелкая зубами от нежелания, брак будет сугубо формальным. Если король ни разу не войдет в спальню к королеве, я не удивлюсь.

– Что за письмо он получил из Парижа?

– От своей возлюбленной, Марии Клевской.

– Что будет, если Карл Девятый умрет?

Осведомленности Радзивилла, его способности собирать информацию позавидовала бы любая профессиональная разведка мира.

– Решающее слово будет принадлежать Екатерине Медичи. Она благоволит к Хенрику, но вряд ли велит ему бросить польский трон ради французского, тогда остается единственный законный претендент – Франциск.

– А кроме Валуа – кто?

– Когда мы покидали Париж, самое сильное влияние имел герцог де Гиз. Прав больше у Бурбонов, конкретно – у Генриха Наваррского, его шансы повысил брак с Маргаритой Валуа.

Мой голос предательски дрогнул от воспоминаний, доставшихся в наследство от прежнего де Бюсси. Марго, эта прекрасная, роковая и развратная женщина-демон, до сих пор не дает мне покоя, несмотря на сильные чувства к Чарторыйской.

– Сеньор, события ближайших дней крайне важны… Если вы оправдаете мое доверие, Речь Посполитая станет для вас вторым домом, гораздо более приятным, чем Франция. Если нет… Я не буду пугать вас угрозами. Просто осведомитесь, что случается с людьми, пытавшимися обмануть или, не дай бог, предать Радзивиллов.

– Я прекрасно знаю, где мои интересы и что им угрожает, иначе не пришел бы к вам перед отправкой в Люблин. До видзення, пан Николай.

Коротко поклонившись, ретировался, чтобы срочно найти де Келюса. Он обнаружился во внутреннем дворе, ближе к кафедральному собору, увлеченно беседовавший с молодой паненкой, которую на расстоянии десяти шагов неусыпно пасла дама во вдовьем чепце, эдакий страж добродетели, вряд ли осведомленный, что мелкий герой-любовник давно женат.

Политика политикой, но наплыв дворянства в Вавель накануне бала многие использовали для амурных игр, не только де Келюс. Знатные паны непременно буксировали свою прекрасную (или не очень прекрасную) половину с выводком дочек, молодые шляхтичи крутили усы, поглядывая орлами и гордо поглаживая эфес сабли. Дамочки практически все в той или иной мере переоделись на французский манер, панове не столь радикальны, хотя тут и там мелькали кривые от кавалерийской езды мужские ноги в светлых трикотажных чулках с подбоем. Я как обычно – в черном, коричневом и серебристом, для июня несколько жарко, особенно в высоких сапогах, но гораздо практичнее, чем в парадно-придворном виде.

– Эскьюземуа, граф, вы требуетесь королю по срочному делу.

Коротышка с сожалением выпустил из пятерни пальцы паненки в кружевных французских перчатках. Я потащил его в сторону собора, где безлюдно, в праздничный день шляхта менее религиозна, чем обычно.

– Помнишь день коронации и отряд Яна Фирлея? Смотри! Тебе не кажется, что к балу поляки заготовили что-то похлеще?

Вавель, кроме покоев монарха и свиты, вмещал множество королевских учреждений, при Генрихе работавших большей частью вхолостую. Гостевые апартаменты способны вместить десятки наиболее знатных господ, но не более. Радзивиллы, Чарторыйские, Потоцкие и несколько других богатых семейств имели особняки в Кракове и вокруг него, по существу – мини-дворцы. Остальные участники бала расположились в многочисленных шатрах, палаточный город охватил Вавельский холм с юго-востока полукольцом.

– Луи, это пахнет заговором. Будь я проклят…

Даже без подзорной трубы было заметно количество верховых лошадей. Легкий ветерок донес аромат навоза. Насколько я изучил посполитые нравы, каждый из владетельных панов прихватил десятки мелких шляхтичей. Так что на берегу Вислы собралось профессиональное конное войско в полторы или две тысячи сабель, способное быстро самоорганизоваться, и силы продолжали прибывать.

– Эти хоть артиллерию не прихватили… – я прикусил язык.

На дороге, ведущей из Казимежа, показались в облаке пыли артиллерийские упряжки. Конечно, пушки ехали исключительно для салютации, кто бы сомневался! А что на подводах за ними наверняка везут и боевые заряды, тут я готов был поклясться, поляки объяснят чем угодно.

– Что-то сегодня мне особенно захотелось в Париж, – вздохнул де Келюс. – Местные фемины хороши, но слишком богобоязненны, как только дело идет к плотскому греху.

– И особенно несговорчивы, узнав, что у тебя в Париже осталась жена.

– Думаю, она не скучает. Моя дражайшая скорее красива, нежели добродетельна.

Начатая сегодня блокада Вавеля недвусмысленно свидетельствовала: шляхта намерена диктовать условия и добиваться исполнения этих условий даже с применением силы. О том, чтобы Генриху не жениться на Ягеллонке, даже речи нет. Дворец и штурмовать не будут, без того во всех галереях и коридорах шастала вооруженная шляхта. Приближенных к королю французских дворян и городских стражников, если последние вздумают воспротивиться, шляхтичи задавят сокрушительным численным преимуществом.