— Меч.

— И?

— Древний меч.

— Адские колокола, Грибовский, я так похож на прокурора чтобы по слову вытягивать? Давай сразу все выкладывай.

Грибовский вздохнул и, сложив пачку, убрал в карман шорт.

— Это меч Азазеля.

— Типо как у тебя, что ли? Или какой-то особый прототип?

О’Хара с Грибовским промолчали.

Алекс молча переводил взгляд с одного на другого, после чего смачно выругался.

— Съезди с детками, Дум, — он открутил крышку. — Будет у тебя отпуск, Алекс, — поднял бутылку. — Ублюдки вы конченные, — и осушил содержимое в несколько глотков.

Блять.

Алекс попытался зажечь сигарету. Не получилось — руки настолько сильно дрожали, что она банально выпала из онемевших пальцев и упала на дорогущий, мраморный пол лифта, не опускавшегося ниже торгового центра — в обитель простых плебеев, среднего класса и иже с ними.

— Блять, — снова выругался Дум и попытался достать вторую, но теперь выронил уже всю пачку.

Грибовский ловко подхватил её в воздухе и вернул обратно владельцу.

— Спасибо, — машинально ответил Алекс и, все же, справился с белым засранцем и, подпалив, затянулся. Слишком глубоко. Слишком резко.

Заболела голова.

Грибовский с О’Харой переглянулись. На их памяти, если Алекс Дум кому-то говорил «спасибо», то за этим следовало либо проклятье, либо выстрел из пистолета.

Сейчас же он просто что-то бурчал себе под нос, стоял бледным в углу лифта и нервно покуривал. Будто школьник, боящийся, что его спалят строгие родители.

И, несмотря на едва ли не залпом выпитую бутылку вискаря, он даже не охмелел. Живой комок нервов, не иначе.

— Мне казалось, тебя не так-то легко напугать, дорогуша, — чуть прищурился поляк.

Алекс посмотрел на него, а затем вернулся к своему занятию. Нервно курить и ругаться на всех известных ему языках, включая язык ангелов и демонов — енохианский.

Иногда он завидовал простым обывателям.

— Наверное, это классно, — Алекс даже не заметил, как начал говорить вслух. — просыпаться по утру понятия не имея, что происходило с твой душой. Не знать о её путешествия по стране песочного человека, владеющего одной третью твоей жизни. Приятно засыпать и просыпаться, в полной уверенности, что в ночи, ничего страшнее вампира из вчерашних новостей, тебя не ждет. Но, представь себе, красноволосый, это не так. В этом мире… мирах… есть такая срань, что самые страшные кошмары Лавкрафта тебе покажутся прогулкой по садам сновидений Песочника.

— Ты к чему все это?

— К чему? — Алекс еще пару раз нервно затянулся, после чего потушил окурок о картину, подпалив ей край, и выкинул в угол. Терпеть не мог морские пейзажи. — У меня не так много правил по жизни. Первое — не носить грязные трусы, ибо они капец как натирают. Второе — не колоться. Любая наркота, если ей можно выпить, вынюхать, или выкурить, но уколы… бр-р-р. Терпеть их не могу. И третье — никогда, ни за что, не иметь дел с Дьяволом.

— Причем тут дьявол, дорогуша? Азазель, по словам наших умников, одна из высших сущностей, но никак не сам рогатый.

— По словам наших умников, — передразнил Алекс. — сраные недоучки. Каждого, блять, без исключения, заткнет за пояс даже Валери. Проклятье… сейчас бы её двойной русский чай и билет в Антарктиду.

О’Хара уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но Алекс посмотрел на неё так, что фейри поняла — если она действительно что-то скажет, то им придется выяснить, кто останется в живых в случае поединка.

— Тупые смертные, — процедил Дум. — Они не знают силу своих слов… Что появилось раньше? Чувак не небесах или вера в него? Магия или умение её использовать? Курица или яйцо?

— Несмотря на твое мнение о моих интеллектуальных способностях, я вполне образован, Алекс. И в курсе об основных парадоксах веры и магии.

— Я рад за тебя, — сплюнул Дум. — Когда-то давно, когда первые люди вышли из колыбельной джунглей и тела их были чернее угля, они встретили духа пустыни. Он дал им огонь. Один из детей обжёгся и умер. Так они узнали смерть. Так они отделили её от сна. Так они поняли, что дух — это зло. Гасли звезды и люди разбрелись по краям столь разным, что память об это духе менялись. У одних в его славы вырезали сердца и строили города из золота. У других — его приковали к горе и орел клевал его печень. У третьих он метал молнии и оберегал воинов в битве. У четвертых ликов у него было так много, что нельзя было сказать, где начинается один и заканчивается другой.

Алекс поежился.

Он не понимал.

Это он сам вызывал Велесанга или все было обставлено так, чтобы он лишь думал, что самостоятельно призвал демона знаний.

Черт.

Черт!

— Время шло. Оно вело за собой веру людей и меняло их память. Но, как бы они не называли этого духа, все истории про него имели одну общую черту. Он был тем, кто принес людям силу и тем, кто восстал против иной силы. Самой почитаемой, самой могучей и от того — даже более ненавистной, чем зло.

— Ты о…

Алекс посмотрел на Грибовского. Тот указывал пальцем на крышу лифта. И нет, он не имел ввиду механический ворот, скручивающий моток тросов и опускавший их в данный момент вниз по шахте.

Хотя, если задуматься, то в данный момент простой металл и законы физики имели для их жизни куда большее значения, чем любая сущность.

— Азазель — лишь одно из отражений Дьявола. Духа Пустыни. Козла отпущения. Прометея. Сета. Шайтана. Кетцалькоатль. У него много лиц, Грибовский, но каждое из них — могущественно. Да, может ты и не выдернул из недр сути бытия целый танк, только его часть, но тот факт, что мы залезли в самое его дуло — не отменяет того факта, что если танк пальнет, то нам пиз…

Двери лифта открылись и мелодичная трель, прозвучавшая из динамика, заглушила остаток фразы Дума, но и все и так все поняли.

— Надеюсь, — прошептал Алекс. — что ваши яйцеголовые дегенераты что-то напутали, и это не меч Азазеля. Тем более, что насколько мне известно, он должен храниться у Фейри. Его ведь Нимуэ, ученица Мерлина, сперла еще дохера веков назад. Кстати, как там поживает Речная Леди?

О’Хара промолчала.

Грибовский немного приоткрыл рот.

— В смысле? Погоди! Я в курсе про Речную Леди! Это та, которая с Артуром и его столешницей завязана, да? Не-не-не! Стоп-стоп-стоп! То есть тот одинец в камне, это…

— Артур вытащил из камня не Экскалибур, а простую поделку Мерлина, завязанную на магии крови, — перебил Дум. — Экскалибур ему выдала именно Нимуэ. И да — это меч Азазеля. Самое первое оружие, появившиеся в бытие.

И тут Дума осенило.