— Есть! — Грибвоский, будто библейский Самсон, раздвинул руки в сторону и зафиксировал стремящиеся сомкнуться стальные листы дверей грузового лифта. Сколько могла весить каждая из них и какое усилие создавали механизмы — одним лишь инженерам известно. — Давайте шустрее! Долго не удержу!

— Мы не закончили разговор, — сверкнула звериными глазами О’Хара, после чего повернулась обратно к Грибвоскиму и замерла.

— И как ты предлагаешь…

Лифт застрял не в лучшем положении. Следующий этаж… палуба начинался намного ниже линии пола лифта. Так что большую часть арки занимала железная конструкция и лишь между ног Грибовского, высотой в тридцать сантиметров, красовался проход.

— Ползком, блять, — процедил Грибовский, у которого от натуги уже дрожали руки.

Фейри процедила что-то на своем певучем языке, после чего кортиком рассекла юбку, превратив её в весьма недурственное мини и, встав на четвереньки, поползла между ногами поляка.

Алекс пожалел, что у него не было с собой смартфона. Ну а мысль о том, что видео можно записать и на линзы, пришла ему слишком поздно.

О’Хара уже выбралась на палубу и даже успела найти железную стойку, к которой крепили ленты для организации очереди или коридора в широких пространствах.

— Алекс, прими, — Грибовский уже начал сипеть.

— Блять, — Дум выкинул сигарету и, опустившись на колени, потянулся руками между ног напарника. Как бы поскудно это ни звучало…

— Хочу предупредить… двери тяжелые… а завтракал я… гороховым супом…

— Только, сука, попробуй! — воскликнул Дум и, приняв от О’Хары балку, буквально лег на спину.

В этот краткий миг, пока он падал, то успел заметить светящиеся глаза О’Хары. Понятное дело — фейри запись включить догадалась быстрее.

Как же он ненавидел, блять, фейри!

Поднявшись на ноги, он поставил балку между дверьми и Грибовский, с облегчением, опустил руки. Выдохнув и встряхнув кистьми, он опустился на четвереньки и прополз на палубу.

— Давай быстрее, дорогуша! Нам нужно…

— Вам нужно, — перебил Дум и достал пистолет. — вам нужно подняться наверх и позаботиться о моих студентах. Я достану меч, после чего покрошу, нахрен, этого ублюдка, решившего испортить мне отпуск.

— Чего?! Ты в своем уме?!

— Профессор, вы…

Что там за посыл хотела донести до него О’Хара — Алекс уэе не услышал. Он щелкнул пальцами и железная балка, выпив из его источника несколько сотен у.е.м. рассыпалась ржавой крошкой.

Дум, оставшись один на один со своими далеко не радужными мыслями в темноте железной коробки, достал из-за пояса Уилсона Младшего.

Кто-то серьезно полагал, что он отправится в путешествие с группой студентов без пистолета? А вдруг ему застрелиться захочется? Ну не из пальца же придаваться суицидальным порывам.

Повернувшись к стене, Дум усилием воли создал перед лицом несколько печатей. Наложившись одна на другую, они превратились в подобие зеркала. Зеркала, способного смотреть сквозь стены.

— Чуть дальше… чуть ближе… отлично! — настроив разумом изображение, Алекс прицелился и сделал два точных, коротких выстрела.

Стальные тросы, удерживавшие лифт, с писком порванной струны оборвались и железная коробка на полной скорости полетела вниз. Дум же, затянувшись новой сигаретой, выдыхал потоки дыма, постепенно заполнявшие кабину. Они густели, превращаясь в некое подобие ваты, пока не замкнули Алекса в невероятно мягкой, но столь же крепкой клетке.

Будто бы кукла в подарочной упаковке.

Очень злая, полная всякий недобрых идей, кукла, которой обломали заслуженный, чтоб его, отдых!

Когда лифт рухнул на дно шахты, то Алекс пожалел, что не выделил на заклинание чуть больше энергии. Коробка не разлетелась, как он рассчитывал, а смялась, заблокировав двери.

Но ничего — такой небольшой просчет вполне успешно можно списать на жуткий недосып, недавнюю смерть, воскрешение, битву с вампиром, похмелье и вообще — отговорок у Дума накопилось весьма приличное количество.

Усилием воли он заставил дым вернуться в свое прежнее состояние, а затем, взмахом руки создав несколько черных и серых печатей, буквально поймал этот дым и, уплотнив его, создал нечто наподобие бура, прорезавшего двери деформированной стальной коробки.

[Внимание! Использование магией лицом, лишенным доступом, в данной зоне запрещено. Отчет будет направлен службе безопасности]

Алекс, подтягиваясь на руках и выползая на палубу, трюм, коридор, этаж или как еще моряки обозвали это место, отметил про себя, что линзы все еще работают.

— Ну, это объясняет, какого хрена они использовали взрывчатку, а не магию, — Дум, лежа на спине, смотрел на широкие трубы, какие-то щитки с огромным количеством проводов, мощные валы и прочую дребедень в довольно узком пространстве, куда его привел лифт.

Все это немного напоминало ему подвал, где он боролся с бароном Люциусом (не, у него явно какая-то нездоровая связь с баронами… проклятье, паскудно как-то прозвучало) и, куда больше, канализацию под явочной банды ТКиллс.

* * *

В пустом хранилище, в компании железных стоек и деревянных столов, на которых Гаркус даже пыли не оставил, сидел связанный мальчишка с адамантиевой иглой в ноге. Он слушал дурацкую рэпчину и понятия не имел, что ему делать.

— Думай, — он ударил затылком о железную перекладину стойки, к которой и был привязан. — думай, дурья твоя…

И мозг Алекса, очень странный по своему устройству, учитывая, что он, в прямом смысле, позволял Думу надевать на себя две личности, вдруг выдал из недр одну небольшую сцену из старенького кино.

Там один антисемит, режиссер, актер и обладатель огромного килта и кудрявой гривы, чтобы высвободиться из смирительной рубашки и не утонуть, выбил себе плечо.

— Ладно, — процедил мальчишка. — Ладно… ну, Гаркус, я пока еще не придумал того заклинания, которым тебя выпотрошу, но, проклятье, молиться будешь. Хуй знает кому, но будешь. Мразь.

Задышав чаще и, чтобы не прикусить язык, зажав между зубами воротник рубашки, Алекс развернул ладонь и уселся на неё пятой точкой.

— Ну давай, — прорычал, не разжимая зубов, Алекс. — Давай!

На выдохе он развернул ладонь, и, одновременно с поворотом плечевого сустава, он с силой ударил его о стойку. Боль была такая, что он едва дворец-темницу Люцифера не увидел.

Слюна потекла по его подбородку, а сознание постепенно потянулось куда-то в сладкую тьму, но Дум усилием воли заставил себя остаться в этом пласте реальности и не уходить в во владения Песочника.

Левая рука повисла безвольной плетью, но благодаря тому, что теперь она вывернулась под совсем не верным углом, Дум смог освободить правую и, вырвав из ноги адамантиевую иглу, взвыв от боли, взмахнул рукой.