обречённо вздохнул и, опустив голову, переваливаясь, поковылял в банковское хранилище. Полицейские в полном молчании шагали за ним.

Теперь Савин остался один на один с клерком в круглых очках. Тот рассматривал начальника полиции так внимательно, будто выбирал сукно себе на костюм. На несколько секунд глаза клерка и корнета встретились. Ощущение было жуткое. Савину казалось, что дотошный конторщик разгадал его тайну и сейчас выдаст её всем. А вдруг он ясновидящий? Или физиогномист, который умеет читать правду по глазам человека? Савин невольно вздрогнул, представив, как очкастый клерк читает его мысли. Переборов страх, он грубо спросил:

— А тебе что, заняться нечем?

Клерк замотал головой и вежливо проговорил:

— Простите, ваше превосходительство, просто я вас не так себе представлял.

Он подбежал к своему рабочему столу и взял оттуда фотоснимок, явно вырезанный из газеты. Это был портрет Путилина.

— Знаете, я ваш большой поклонник! — вернувшись, простодушно признался клерк. — Вот, читал про вас заметку в газете и вырезал себе на память. Я думал, вы такой большой, грузный… а вы стройный такой, как будто вам лет двадцать…

Банковский служащий широко улыбнулся. Савин изобразил милостивое выражение лица и мягко произнёс:

— Голубчик, не мешайте работать.

Клерк смутился, послушно кивнул и удалился к своему столу.

«Вот же чёрт, наблюдательный какой попался! — с досадой подумал Савин. — И как я сам упустил, что Путилин на целый пуд меня тяжелее!»

Его размышления прервали полицейские, притащившие из хранилища мешки, битком набитые деньгами. Савин резво поднялся с кресла. Финальная сцена требовала удачного завершения, и он спокойно распорядился:

— Грузите всё в одну карету, я лично поведу. Таково распоряжение министерства!

Полицейские беспрекословно поплелись к каретам. Савин почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Это снова был клерк в круглых очках. Он улыбался Савину во весь рот и совал ему ладонь для прощального рукопожатия.

— Премного рад знакомству, Иван Дмитриевич!

Настоящий Путилин ни за что не допустил бы панибратства с простым конторщиком. Поэтому Савин ответил клерку лишь сдержанным кивком, руки ему не пожал и деловито устремился вслед за полицейскими.

9.

Усталый, Путилин прибыл домой только в полдень следующего дня. Ему открыла горничная. Сунув ей в руки саквояж, Иван Дмитриевич сбросил дорожный плащ и сменил сапоги на мягкие домашние туфли. В этот момент в прихожую вышла его супруга, Татьяна Константиновна. Она спросила, удивлённо вскинув брови:

— О, Иван Дмитриевич! Так неожиданно! Что ж вы не телеграфировали мне из Москвы? Я бы приказала приготовить вашу любимую ботвинью с осетриной!

Путилин хмуро пожал плечами:

— Пришлось выехать срочно, возникли непредвиденные дела по службе.

Он поцеловал жене руку и вдруг заметил, что на ней — праздничное платье из лилового шёлка и колье с бриллиантами, которое он подарил ей на двадцатилетний юбилей свадьбы.

— А куда это вы, Татьяна Константиновна, нарядились? Будто гостей ждёте!

Жена смущённо поправила локоны.

— В ваше отсутствие приезжал журналист из газеты. Собирался сфотографировать меня для репортажа…

Путилин вздрогнул от неожиданности и строго посмотрел на жену:

— Какой ещё журналист, Татьяна?

Татьяна Константиновна растерялась. Ей стало неловко оттого, что она так быстро выдала секрет. Но лгать она не умела, да и сложно было бы обмануть такого проницательного человека, как её Иван.

— Приходил репортёр из «Петербургского листка». Только он просил ничего вам не говорить. Они хотят сделать сюрприз…

Путилин тяжело вздохнул. Он уже догадывался, что это может значить, но не хотел строить версии на домыслах.

— А в кабинет он заходил?

Татьяна Константиновна виновато опустила голову и нерешительным голосом произнесла:

— Был.

Раздражённо оттолкнув жену в сторону, Путилин со всех ног бросился в кабинет. Дверь была не заперта, и внешне всё выглядело как обычно. Путилин принялся перебирать бумаги, выдвигать ящики стола. Интуиция его не подвела — пропала гербовая печать.

Предчувствуя нехорошее, в кабинет тихонько вошла жена. Она наблюдала, как супруг ищет что-то, но не решалась спросить, видя, что Иван Дмитриевич так и кипит от гнева.

— Печать! — с ужасом в голосе произнёс наконец Путилин.

Его взгляд, полный злости, обрушился на жену.

— Что печать? — испуганно спросила Татьяна.

Ярость в голосе Путилина сменилась почти мольбой.

— Танечка, немедленно скажи мне, как выглядел этот журналист?

Жена прикусила губу, на секунду задумалась.

— Ну, такой вежливый молодой человек, обходительный, скромный. Обещал вернуться, но не сказал когда. Вот я и жду…

Путилин снова рассердился. Руки его замахали перед лицом жены, словно он собирался ударить её.

— Таня, внешность, внешность мне его опиши! Рост? Комплекция? Волосы? Нос?

От испуга и ощущения чего-то ужасного, произошедшего по её вине, Татьяна Константиновна начала запинаться. Фразы получались отрывистыми и несвязными.

— Ну, не знаю, Иван Дмитриевич… Роста высокого… Стройный, вроде военного. Волосы? Кажется, тёмные. И усы такие… как у французского романиста Александра Дюма.

— Что? — взревел Путилин. — Какие, к чёрту, французские романисты?

Он бросился к шкафу, распахнул дверцу.

— Да не волнуйтесь так, дорогой! — лепетала Татьяна Константиновна. — Это был вполне приличный молодой человек…

— Где моя форма? — завопил Путилин.

Ответа он не стал дожидаться. Нужно было срочно действовать, пока мерзавец не натворил беды. Путилин кинулся вниз по лестнице, словно спешил на пожар. В прихожей сунул ноги в запылённые сапоги и тут же выбежал на улицу.

— Барин, а фуражка? — крикнула ему вслед горничная и помчалась за ним, прыгая через ступеньку.

Путилин остановил на ходу повозку, бросившись наперерез лошадям.

— Ты что творишь, чумовой! — заорал перепуганный извозчик.

Но узнав начальника полиции, он резко натянул вожжи, останавливая лошадей.

— Гони в сыскную полицию, живо! — заорал Путилин. — Домчишь быстро, получишь полтину!

— Домчу! — в тон ему завопил возница и подхлестнул коней.

Карета неслась со страшным грохотом, лавируя между чинно ехавших экипажей и элегантных ландо с разряженными барышнями. Привстав на козлах, кучер что было сил погонял коней. К зданию сыскной полиции добрались за десять минут. Лошади были в мыле, кучер еле переводил дух. Зато Путилин, не скупясь, бросил ему серебряный полтинник.

Дальше начальник сыскной полиции стремительно мчался по коридорам, желая как можно скорее начать поиск негодяя, посмевшего среди бела дня прийти к нему домой, выкрасть форму и печать.

Увидев начальника, дежурный подскочил к нему:

— Иван Дмитриевич, там вас этот…

Путилин махнул рукой, понимая, о чём собирается говорить подчинённый:

— Понял, понял. Не переживай, разберёмся.

Начальник спешил в свой кабинет, чтоб проверить, всё ли там на месте. Дверь оказалась открытой, а за рабочим столом начальника восседал следователь Иннокентий Лазаревич Туров. Это не предвещало ничего хорошего, несмотря на то, что следователь держался вполне дружелюбно.

— Моё почтение, Иван Дмитриевич!

Путилин оживился и деловито