Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он очнулся в холодном поту, опустошенный и выжженный дотла. Как будто от него осталась горстка пепла. Но под пеплом еще тлели искры страсти. Искры, которые таили в себе новый пожар…
Соня, одетая в куртку от его пижамы, склонилась над ним со словами:
— У тебя жар. Опять обострился бронхит?
— Ты мой бред?
— Я — женщина твоей мечты…
— Как ты попала в квартиру?
— Дверь была открыта. Ты забыл ее запереть.
— В прошлый раз… ты ушла совсем голая, — прошептал он. — Твои вещи остались здесь…
— Я улетела через окно, — рассмеялась Соня. — Я же ночная бабочка!
Ренат невольно взглянул на свои пальцы. Они были в серебристой пыльце, которая покрывает крылышки бабочек.
— Что со мной? — испугался он.
— У тебя поднялась температура.
— Я болен? Господи… все просто. Проще, чем я полагал…
— Принести тебе аспирин?
Куртка от пижамы доходила Соне до середины бедер. Ее восхитительные ноги белели в сумраке комнаты. Она сходила в кухню и вернулась с таблеткой и чашкой горячего чая.
— Выпей!
— Я боялся, что больше не увижу тебя…
* * *
Вернер погладил кота и сказал:
— Не огорчайся, Ра! Они никуда не денутся. Придут ко мне, как миленькие… Уже скоро.
Кот свернулся клубочком у него на руках и замурлыкал.
Вернер сидел в пустом зале один, вдыхая аромат сандала и размышляя вслух. Разговаривать с котом было куда приятнее, чем с некоторыми из членов его клуба.
— Я разочарован, дружище… Игра, которую я создал, не оправдывает моих надежд. Я трачу время попусту. Мечу бисер перед свиньями… Приходится перебирать тонны земли, чтобы попался хоть один самородок. Сизифов труд!
В бытность мою скульптором я создал каменного Сизифа, который катил на гору большущий камень. Ты знаешь, кто такой Сизиф? — обратился Вернер к коту. — Это царь Коринфа, хитрец, дважды избежавший смерти. Боги разгневались и приговорили его вечно катить на гору камень, который затем неумолимо скатывался вниз. Бедняга Сизиф! Примерно то же чувствую я, когда пытаюсь научить людей быть самими собой. Неблагодарная задача! Зато если повезет, можно наткнуться на парочку стоящих экземпляров. Они не подозревают, на что способны. А я открываю им глаза! Это гораздо забавнее, чем лепить человека из глины и высекать из камня. Я говорю каждому: «Иди за мной!» Но идти отваживаются единицы.
Ра привстал, потянулся и улегся на другой бок. Вернер ласково почесал у него за ушком и продолжил свой монолог:
— Они не понимают, от чего отказываются. Я не сужу их слишком строго. Им невдомек, какими они могли бы быть, если бы…
Он замолчал и задумчиво уставился на курящийся из чаши дымок.
— Эти двое — посредственная зубная врачиха и бездарный художник — вселили в меня надежду. Я не ошибся в них, Ра! У этой парочки совсем другое призвание, а они занимаются черт знает чем, злятся на жизнь и ненавидят себя. Несчастные! Мог ли я пройти мимо, оставив их страдать?
Кот мяукнул сквозь дрему, и Вернер радостно оживился.
— Ты разделяешь мое мнение, дружище! Что бы я делал без тебя? В этом мире, где каждый катит на гору собственный камень, который непременно полетит обратно, не хватает таких верных помощников, как ты. Признаюсь, я готов злоупотребить доверием учеников ради их же блага. Показать им, к чему они стремятся и к чему ведут их усилия. Может, это заставит их одуматься. Если они не погибнут, то поумнеют и скажут мне спасибо. А если нет — что ж! Такова их судьба…
Порой к добру приходят через зло и наоборот, — добавил он, поглаживая кота. — По крайней мере, я развлекусь. Мне скучно, Ра! Я устал от людей. Пора расшевелить их, бросить на съедение акулам. Учиться плавать в тихой заводи — все равно что любить резиновую куклу. Я видел этих ужасных кукол в специальных магазинах! Это ниже плинтуса, дружище. Ты согласен со мной? Куда катится цивилизация? Уж точно не в гору…
Ра приоткрыл раскосые глаза и навострил уши.
— Ты тоже чувствуешь приближение развязки? — улыбнулся Вернер…
Лариса и Эдик спали в разных комнатах. Она встала первая и приготовила завтрак, чтобы хоть чем-нибудь заняться. Испекла пиццу из того, что нашла в холодильнике.
— Что ты решила с работой? — спросил доктор, наливая чай.
— Пусть увольняют, — вздохнула Лариса. — Жизнь дороже. На том свете деньги не понадобятся.
Эдик жевал пиццу, не ощущая вкуса. Ночью ему вдруг стало страшно. Показалось, что кто-то залез на балкон по пожарной лестнице. За занавесками металась черная тень. Он вскочил, схватил гаечный ключ и замер, вглядываясь в темноту ночи.
На вокзале ему было не до смеха. Поэтому перед сном он положил рядом с собой увесистый ключ. На всякий случай.
Тревога оказалась ложной, но сон у Эдика пропал. Он слышал, как Лариса встала, закрылась в ванной, потом возилась в кухне. Хлопнула дверца духовки, засвистел чайник. Запах теста и горячего сыра напомнил ему, что он голоден. Они с Ларисой вчера не ужинали, — обсуждали свое положение.
— Зачем ты встречалась с этим прохиндеем из клуба? — с полным ртом пробурчал он, имея в виду Рената.
— Хотела посоветоваться…
— Моих советов тебе мало?
Пицца была с колбасой и сладким перцем, острая на вкус. Эдик любил нездоровую пищу. За последний год он растолстел, в клинике над ним подшучивали. Лариса тоже делала ему замечания. Но сейчас она сама уплетала пиццу за обе щеки.
— Заедаю стресс, — объяснила она, поймав его взгляд. — В нынешних условиях лишний жир мне не грозит.
За сутки она похудела так, что юбка стала просторной. Испачканный летний костюм, в котором она ходила на встречу с Бертом, за ночь успел высохнуть. После стиральной машины он утратил форму.
— У тебя есть паровой утюг?
Эдик поперхнулся от ее вопроса. На кону стоит жизнь, а она — про утюг.
— Какого черта, Лара?
— Прикажешь ходить в мятой одежде?
— Куда ходить? Тебе надо залечь на дно… затаиться, пока все не утихнет.
— Где это «дно», Эдик? В твоей квартире?
— Давай я отвезу тебя на дачу. У меня есть дача под Самарой.
— Ты не говорил, — удивилась она.
— Повода не было. Далековато дачка, но для тебя нынче в самый раз. Домик деревянный, рубленый, с печкой. Удобства, правда, на улице. Баня развалилась, но можно починить. Согласна?
— От себя не скроешься…