лепесток и, возможно, за то, что не спросила, минуты какого счастья отразились на его лице и почему, когда действие аромата прошло, это счастье сменилось печалью.

Чужестранным нарядом и мощной фигурой Хидео приковывал к себе внимание у каждого прилавка, и никто, казалось, не замечал рядом с этим юношей женщину.

– Кицунэ! – шепнул он Лисе у лотка торговца, который пытался продать им обычную масляную лампу как волшебную лампу Аладдина. – Я привлекаю к нам слишком много внимания. Подвергаю вас опасности, вместо того чтобы защищать. Давайте вернемся в гостиницу!

Но Лиса еще надеялась отыскать Глаз Любви среди всевозможных амулетов, сулящих богатство и счастье, защиту от болезни и даже от смерти. Казалось, что Игрок где-то очень далеко, и этим утром в улочках Джахуна она просто чувствовала себя очень счастливой, зная, что вынашивает ребенка Джекоба. Нет. Игрок будет искать нить и Тосиро. А ей нужно найти Джекоба, остальное не в счет.

– Брось тревожиться! – шепнула она на ухо Хидео, остановившись у прилавка торговца пряностями, чей мускатный орех якобы стимулировал бурный рост золотых волос. – Пока они пялятся на тебя, я остаюсь невидимой. Что защитит меня лучше?

Как соблазнительно мнить себя в полной безопасности. Кому хочется постоянно чего-то опасаться? К тому же в Джахуне так много улочек и базаров, полных невиданных доселе чудес. С каждым часом они с Хидео все больше терялись в запахах и красках, во всей этой красоте и беззаботном потоке, который нес их все дальше вместе с тысячей голосов и тел.

Они оказались на самой старой площади города, очень далеко от гостиницы, когда Лиса внезапно ощутила запах корицы. Это не насторожило ее: воздух в Джахуне был обильно сдобрен множеством ароматов. Она не прозрела, даже когда на арку ворот за ларьком опустилась ворона. Лиска не видела ничего, кроме амулетов, протянутых ей одним из торговцев. Глаз Любви? Ну разумеется, он у него есть! Все амулеты в его руке имели форму глаза, и некоторые действительно подходили под описание Хануты.

Глаза вороны заметил Хидео.

– Кицунэ! – шепнул он Лисе. – Вы только взгляните! У нее глаза старухи, и она наблюдает за вами.

Однако ворона уже взмыла в безупречно голубое небо и кружила над площадью, отбрасывая тень, что росла с каждым взмахом ее крыльев. Лиса, запрокинув голову, еще смотрела на нее во все глаза, когда ноги ей захлестнули колючие вьющиеся растения с черными листьями. Повсюду из-под древней булыжной мостовой пробились деревья, между ними стремительно тянулись вверх колючие кусты, ветки, словно руки, вцеплялись в одежду и тела людей. Игрок ее нашел.

Толпящиеся на рынке люди, крича, оттаскивали детей подальше от поглощавших все вокруг темных зарослей, но дети пытались вырваться из рук матерей и отцов. В листве распускались тысячи мертвенно-бледных цветов, на вьющихся побегах появлялись серебристые бутоны, а запах корицы и свежих пирогов одурманивал даже Лису.

Хидео схватил в охапку и оттащил назад сразу троих детей. Лиса бросилась за какой-то убежавшей от рыдающей матери девочкой. Она догнала ее, как раз когда среди деревьев возникла тень старухи.

Лиса взяла девочку за маленькую ручку, но та попыталась вырваться, и Лиса в отчаянии оттолкнула потянувшийся к худенькому тельцу побег. От запаха цветов у нее кружилась голова. Корица. Они пахли корицей, и Лиса почувствовала, что сзади ее схватили руки, тощие и костлявые.

– Лиска, о Лиска! – нашептывал хриплый голос. – Ольховый эльф хочет только твоего ребенка. Пойдем со мной, и я отпущу остальных.

Лиса толкнула локтем костлявое тело у себя за спиной, одновременно пытаясь удержать девочку.

– Кицунэ! – Вынырнув из зарослей, к ней на защиту прыгнул Хидео.

Ведьма пряничного домика исчезла, но нигде не было видно и девочки, пока Лиса не заметила в листве ее темные волосы. Вокруг кричали люди, небо скрылось за черными листьями, а когда они с Хидео попытались освободить девочку, на них с мрачных деревьев сорвалась ворона. Она норовила выклевать Хидео глаза, но он выбросил вверх руку, и внезапно из его рукава вылезла морда цвета морской волны, чешуйчатая, как и последовавшая за ней шея. Морда оскалила золотые зубы, и дракон размером с птицу принялся расти, пока, разодрав могучими крыльями лес ведьмы, не взмыл во вновь расчистившееся небо. Ворона ускользнула от его зубов, но лес начал увядать, словно она о нем забыла, и Лисе наконец удалось освободить ребенка. Она подтолкнула девочку к матери, которая, выкрикивая имя дочери, металась под деревьями. «Уведите их подальше! – так и хотелось крикнуть Лисе. – Уведите их всех подальше от меня!» В ушах у нее по-прежнему звучал голос ведьмы из пряничного домика. Лиска, о Лиска! Ольховый эльф хочет только твоего ребенка. Пойдем со мной, и я отпущу остальных.

Высоко над ней описывала круги ворона, и деревья, вновь вытянув сохнущие ветви, вцепились в чешую дракона.

– Карасу![3] – крикнул Хидео. – Канойо о митсукемасу![4]

Из-под разорванного кимоно Хидео высунулась оранжево-красная лапа, и из-за цветов на его оголенной груди выпрыгнул лев. Как и дракон, он стал расти и проглотил мрачные заросли, а дракон у них над головами, освободившись от веток, дохнул на зловещие деревья золотым пламенем. Крик, который издала ворона, когда искры подпалили ей перья, был криком женщины, и падала с неба, растопырив тощие руки и ноги, словно они могли остановить падение, не кто иной, как хозяйка пряничного домика. Но, ударившись о булыжники, она вместе со всем, что принесла с собой, обернулась черным дымом, ветер уносил темные клубы прочь, и дракон пыхнул огнем им вослед.

Одежда на Хидео висела клочьями, лев, за это время до того выросший, что грива его задевала крыши ближайших домов, бродил среди опрокинутых ларьков, а дракон, сложив гигантские крылья, приземлился в центре площади.

– Нигеро![5] – крикнул Хидео мужчинам, женщинам и детям, затаившимся среди поломанных столов. – Нигеро!

Похоже, он забыл, что сейчас не в Нихоне, но перепуганные жители Джахуна поняли его. Они, пошатываясь, встали на ноги и разбежались по окрестным переулкам.

– Ямете![6] – Голос у Хидео был тверд, а вот рука, указывая сперва на льва, а затем на дракона, дрожала. – Ямете!

Что уж он там сказал, Лиска не поняла, но дракон стал бледнеть, как расползающиеся по мокрой бумаге чернила. Растворялся в воздухе и лев, пока на том месте, где он стоял, не осталось на камнях лишь несколько оранжево-красных лепестков. А потом… на древний город опустилась тишина.

Хидео, как сумел, прикрыл разорванной одеждой татуировки. Он оглядел себя, словно опасался, что превратился в кого-то другого, и Лиса заметила у него в глазах тот же страх, что оставил и в ее душе мрак вороны. В мире все еще пахло корицей.

– Вакаримасен, кицунэ. Я не понимаю. Не понимаю, что произошло.

Лиса обняла Хидео так крепко, как обнимают своего спасителя. Сквозь прорехи в его кимоно она видела лепестки, чешую, пенные волны.

– Она забрала бы меня с собой, Хидео! – сказала она. – Ты спас меня. Я навлекла на всех опасность, а ты всех спас. Нам нужно бежать отсюда. Как можно скорее.

33

Картинки Хидео

Обратный путь в гостиницу был неблизким, но улочки будто вымерли, словно крики слышали все жители Джахуна.

Лиса попросила Хидео запереться у себя в номере, а сама