через посыльного сообщила Орландо, что ей срочно нужно с ним поговорить. Скоро о случившемся появятся тысячи слухов, и не все будут считать Хидео спасителем. Что, если его осудят как языческого колдуна и отрубят ему неповинную голову?! И как им отделаться от хозяйки пряничного домика?! Ясно одно: из Джахуна нужно уехать. Лиса была убеждена, что ведьма не умерла. Игрок даст ей новое тело, а может, она справится с этим и сама.

Лиса мысленно возвращалась к случившемуся, и одно воспоминание заслоняло все остальные: маленькая ручка девочки и охвативший ее страх за ребенка. Даже если бы у Лисы оставались сомнения в том, что она беременна, испытанные в те секунды чувства подтверждали гнетущую реальность: она носит ребенка.

Лиска, о Лиска! Ольховый эльф хочет только твоего ребенка. Пойдем со мной, и я отпущу остальных.

Когда Лиса постучалась в дверь к Хидео, он уже переоделся в чистую одежду, но по лицу и шее тянулись кровавые ссадины. По дороге в гостиницу он без конца заверял ее, что рисунки у него на коже никогда прежде не оживали. Почему же это произошло теперь?

Его номер был обставлен с той же роскошью, что и ее: кровать с балдахином и диван с ножками в виде львиных лап. Однако в сравнении с лапищами огнегривого льва, спрыгнувшего с груди Хидео, они казались мышиными лапками.

– Орландо выведет нас из города.

Хидео в ответ лишь кивнул.

– А с тех пор, как мы вернулись, рисунки шевелились?

Он покачал головой.

– У тебя есть хоть какие-то догадки, что их пробудило?

Вновь покачав головой, он пригладил рукав, из которого на площади выскользнул дракон. Лиса взяла его руку и провела пальцем по знаку, оставленному там Тосиро:

– Что это означает?

– Хого-ша – защитник. Думаешь, это знак вызвал их к жизни? – Он взглянул на нее с тревогой.

– Возможно. Может, это и есть помощь, о которой ты просил Тосиро.

Хидео, казалось, не понимал, как относиться к такой помощи. Каково это, когда оживает твоя собственная кожа? По лицу Хидео Лиса видела, что это его пугает.

А кто там еще у него на коже? Спросить Лиса не решалась, опасаясь смутить его. Однако Хидео прочел этот вопрос у нее на лице.

– Я могу их тебе показать, кицунэ. Объяснить, кто они?

Лису ужасно порадовало, что он наконец-то перешел на доверительное «ты».

Хидео скрылся за ширмой, вышитой пейзажами, напомнившими Лисе его острова. Вышел он из-за нее ожившей иллюстрацией к рассказу Орландо о Священных борцах Нихона. Единственной одеждой Хидео была набедренная повязка, в каких борцы сражаются в поединках, и все же он казался полностью одетым, поскольку каждый сантиметр его тела покрывали татуировки – кроме шеи, лица, кистей рук и ступней. Лиса увидела лица среди волн и цветов, извивающихся змей, огнедышащих драконов и красногривого льва, вновь притаившегося в белых цветах на его груди.

– Вот это дракон, следящий за всем тысячей глаз. – Непокрытой рисунками кистью руки Хидео указал на дракона, чье тело цвета морской волны обвивало его левую ногу. – Признаться, я рад, что ожил не он. И не она, – поднял он левую руку, – змея принцессы драгоценностей Тоётамы-химе.

Поистине бесконечное туловище змеи с бледно-голубой чешуей разворачивалось на всю руку.

– Вот с этим, – ткнул Хидео себе в грудь, – ты сегодня встретилась: он один из львов – божественных защитников Поднебесной. А это, – он провел по правой руке, где среди золотых цветов пламени расправил крылья дракон цвета морской волны, преследовавший ворону, – дракон на службе у Яма но ками, почитаемой в Нихоне богини леса.

Хидео улыбнулся Лисе, будто радовался тому, кого покажет ей дальше.

– Напоследок, – сказал он, поворачиваясь, пока она не увидела его спину, – позволь представить тебе великого героя Кинтаро, или, как мы его еще называем, Золотого мальчика, и того, на ком он едет верхом, – Черного кои[7].

На спине Хидео через водопад перепрыгивала громадная рыбина с сидящим на ней, залихватски раскинув руки, мальчиком. На коже его закрепляли тысячи уколов иглами. Хидео носил одежду, сотканную из боли, но необыкновенно прекрасную.

– Мощная защита, – сказала Лиса. – От каких же врагов им нужно было защищать тебя, прежде чем пришлось спасать меня?

Хидео зашел за ширму.

– Тебе не кажется, кицунэ, что мир жесток? – услышала его ответ Лиса. Когда он появился из-за вышитой ткани, рисунки вновь исчезли под свободными одеждами.

Да. Да, мир такой. Прекрасный и жестокий.

– Нам всем нужна защита от него, – сказал Хидео. – У тебя есть мех, у меня – рисунки.

А Тосиро вдохнул в них жизнь. Если бы дракон богини леса поймал ворону, та поведала бы ей, где Джекоб. «Прекрати, Лиса! – услышала она его голос. – Это ты в опасности, ты и наш ребенок. Спрячься в безопасном месте!» Но ей нужно продолжать поиски. Ее дочь не будет, как она сама, расти без отца.

– Я очень благодарна, Хидео, что теперь эти рисунки будут защищать и меня, – сказала она. – Никакое волшебство не смогло бы дать мне лучшего защитника.

Он склонил голову:

– Защищать тебя, кицунэ, – это честь и для моих рисунков, и для меня самого.

– Кажется, я знаю, какой из них у тебя самый любимый, – сказала Лиса. – Кинтаро.

Хидео с улыбкой глянул через плечо:

– О да. Ребенком я представлял себя на его месте. Из-за него я начал заниматься борьбой. На спину я нанес эту татуировку, чтобы слышать его смех, когда мне грустно, – а еще он предупреждает меня, когда кто-то нападает сзади.

– Возможно, мы однажды встретимся, – сказала Лиса. – Хотя лучше себе такого не желать, ведь это будет означать, что мы в очень серьезной опасности.

Хидео нахмурился.

– Нет. Надеюсь, кицунэ, тебе больше не придется встречаться ни с Кинтаро, ни еще с кем-то из них, – сказал он.

Но по его лицу Лиса поняла, что он верит в это так же мало, как и она.

34

Долги брата

Придя в себя, Джекоб сначала засомневался, не мерещится ли ему в бреду то, что он видит. Из голов, подвешенных за шеи к потолку из черного камня, на него в смертном остекленении пялились глаза ящериц. Усаженные шипами длинные загривки вызывали какие-то смутные воспоминания. О чем?

Гоил.

Его руки потянулись было к ремню, но боль, причиненная этим движением, недвусмысленно дала понять, что они крепко связаны за спиной. А значит, это одно из тех пробуждений, каких в его жизни явно перебор: неизвестно где, неведомо как там очутился и связанный, что обещает очень большие неудобства. Но хотя бы мертвые ящерицы выдают, кто его захватил. Их шипы обычно украшают шлемы гоилов. Бастард его продал. А чего он ожидал?

Черт, черт, черт!

Если бы он не был так зол на себя! Он ведь сам тащился за ним, как агнец на заклание!

Дверь распахнулась, словно Бастард услышал его проклятия. Он подошел к Джекобу. Безгубый рот гоила растягивался в такой сладкой улыбке, словно тот объелся меда. Подонок с малахитовыми разводами!

– Радость на твоей уродливой роже связана только со мной или моего брата ты продашь следующим? – Моего брата. Да, Уилл ему по-прежнему брат. К черту Игрока! У них, в конце концов,