вас определенно есть дар, мисс Кармайкл, – мягко сказал Грегори Гамильтон, бросая на брата укоризненные взгляды. – Вы единственная обратили внимание на след в гардеробной. И вы видели преображение миссис Симпсон, тогда как для меня она просто исчезла.

– К слову о следе. – Дамиан тронул ее руку холодными пальцами. – Расскажите нам все, что помните о том спиритическом сеансе. И не так путано, как сегодня ночью, пожалуйста.

Элинор быстро облизнула губы. И вдруг обнаружила, что нуждается в том, чтобы поделиться с кем-то своими воспоминаниями о том дне. Она хранила их слишком долго, не имея возможности поговорить. Месяцы в клинике отучили ее делиться своими переживаниями с посторонними, с тетушкой же Элинор порвала всяческие отношения раз и навсегда, не желая больше не только участвовать в подобном, но даже слышать о спиритизме.

Братья Гамильтоны и Франциск Форентье самым странным образом не казались ей посторонними.

– Это… это, как я уже говорила, был единственный раз, когда тетушка попросила меня о помощи. Ей нужно было призвать дух девушки моих примерно лет, умершей за год до того где-то во Франции. Я должна была стать проводником для нее. Я тогда, кажется, совершенно не боялась происходящего. В сеансах я не участвовала, но мне случалось бывать зрительницей, и все казалось таким простым, таким знакомым.

Элинор поежилась, вспоминая свои тогдашние чувства.

– С самого начала все пошло наперекосяк. Нас должно было быть пятеро на сеансе: тетушка, я, отец погибшей, ее жених и подруга. Имен и не вспомнить уже… – Элинор тряхнула головой. – Неважно. Нас должно было быть пятеро, а комната оказалась полна народа. Странных, темных, почти черных людей… они жались к круглому тетушкиному столу и…

Франк вдруг подсел ближе и положил руку ей на колено. Этот странный жест придал Элинор сил. Она даже смогла выдавить улыбку и продолжить.

– А потом появилось это… чудовище. Чернильный спрут. Он тянул свои щупальца во все стороны, хватал тех черных людей и пожирал их, проглатывал целиком. Когда он исчез, на полу остался выжженный след.

– Нет, все-таки это не Тень, – сокрушенно покачал головой Дамиан.

– Не думаю, что вообще знаю, о чем речь, – покачала головой Элинор. – Тетя каждый раз изобретала новые прозвища для духов, которых вызывала. Ламии, катакано, гении[26]. Иногда казалось, тетя вообще в это не верила.

– Тени, они как призраки, – пояснил Франк и посмотрел на Дамиана. – Я прав, Maitre?

– В примитивном понимании, – кивнул тот. – Тени были когда-то кем-то или чем-то и стремятся вновь вернуть себе бытие. Они легко проникают в мир людей и занимают их тела, однако они нематериальны, их невозможно коснуться или увидеть. Лишь принять в себя, дать Тени тело, что делают порой некоторые неосторожные медиумы. Часто это стоит им жизни. Суеверные люди обычно называют их «призраками», что, конечно, неверно. Призраков не существует. Лишь жадные до чужой жизни скитальцы.

Элинор содрогнулась от подобной перспективы. Мир и без того уже казался ей слишком пугающим местом.

– Не все так мрачно, мисс Кармайкл, – успокоил ее Грегори Гамильтон. – Большинство людей защищены своей верой.

– Едва ли это должно меня успокоить, – покачала головой Элинор. – Мой отец часто повторял, что мы живем в век неверия.

– Каждый во что-то верит, – покачал головой Дамиан. – Кто-то в Бога и силу креста, кто-то в знахарей и амулеты. И крест, и счастливая кроличья лапка помогают одинаково хорошо, если в них верить. У Грегори есть фамильное кольцо, спасшее существо не одного Гамильтона, а у Франка – четки одной доброй монахини, что когда-то очень нам помогла.

«А что у вас, Дамиан?» – захотелось вдруг спросить Элинор, но она промолчала.

– В настоящей опасности только те, кто добровольно отдает свое тело и становится проводником в наш мир. Медиумы, вроде вашей тетки или Сибилл Кесуотер. – Дамиан нахмурился вдруг. – А еще есть идиоты, заключающие с Тенями сделки ради получения какой-либо выгоды. Ну и ведьмы, конечно, но тут разговор особый.

– Тени все знают, но не обо всем могут сказать… – вспомнила Элинор слова тетки.

– Точно, – кивнул Дамиан. – И не обо всем хотят.

– А кто, по-вашему, эти чудовища?

– Понятия не имею, прекрасная Линор, – ухмыльнулся Дамиан, – и даже нахожу это захватывающим.

– Так что нам делать? – спросил Грегори Гамильтон, возвращая разговор из русла теоретического в практическое.

– Во-первых, разузнать о спиритическом сеансе у прочих очевидцев, я раздобыл их адреса. – Дамиан вытащил из жилетного кармана изрядно потрепанную карточку и выложил на стол. А о чудовищах расспросить ведьм. Уж кто-кто, а они в таком толк знают.

Ведьмы. Элинор хотела было закатить глаза, но передумала. Ведьмы виделись ей персонажами детских сказок, героинями с открыток: уродливые старухи в остроконечных шляпах. Но, впрочем, если существуют духи и чудовища, отчего бы не жить на этом странном свете и ведьмам?

– А много ли ты их знаешь? – мрачно спросил Грегори.

– Достаточно, – хмыкнул Дамиан. – И тебе страшно повезло, брат мой, с одной весьма талантливой ведьмой я вожу близкую дружбу, и она приглашала нас через пару дней на премьеру «Лира». Там ее обо всем и расспросим. А сейчас давайте-ка спать. Не знаю, как вы, а я страшно устал, и мне нужно прилечь хоть ненадолго.

* * *

Больше, чем этот сумрачный особняк, Грегори ненавидел только старый склеп, который они называли «родовым замком». Продуваемый всеми ветрами, построенный на руинах настоящего древнего замка, он казался реликтом иной эпохи, декорацией к некоей пошлой пьесе, основанной на готической истории. Здесь же, в особняке, когда-то давно все было наполнено светом, мать сроду не экономила на свечах. Затейливая мебель блистала позолотой, повсюду стояли так любимые матерью экзотические растения и пахло цветами. И здесь, несмотря на вдовство их матери, устраивались балы и приемы, за которыми Грегори и Дамиан любили подсматривать, удивляясь пышности и бессмысленности всего происходящего.

Все кончилось двадцать лет назад.

– Ложись спать, – посоветовал Дамиан. – Бери пример с нормальных людей.

Конечно же, он никуда не ушел; сидел в кресле, положив на колени книгу, и лениво перелистывал страницы, больше купаясь в тепле от камина, нежели читая.

– А ты? Ты же «устал и мне нужно прилечь», – саркастически напомнил Грегори.

Дамиан покачал головой. Ругая про себя упрямство младшего брата, Грегори сел напротив.

– Я тоже ненавижу этот дом, – сказал вдруг Дамиан. – Гроб. Она, конечно, считала, что делает «как лучше», но мы оба прекрасно знаем, у нашей матушки странные представления о лучшем. Я бы возразил, если бы мог.

Грегори посмотрел на огонь. Он плясал причудливыми языками по поленьям, трещал, рассыпая искры. В детстве, усевшись на ковер, они