замечает ее присутствие, а когда она говорит, то воспринимает это своеобразно. Так бы он мог отреагировать на обретший дар речи шкаф или говорящую собачку.

– Да, мисс Кармайкл?

Элинор вдруг обнаружила, что Дамиана она спросила бы запросто и о чем угодно, а вот в разговоре с мистером Гамильтоном у нее отнимается язык. Первый был совершенно чужд условностей и всего того, что принято считать хорошим воспитанием. Второй же смотрел выжидательно и дружелюбно и при этом словно воздвигал между собой и собеседницей стену.

– Что мы будем делать, если встретимся-таки с этим Найтингейлом? – сумела наконец спросить Элинор. – И чем я могу быть там вам полезна? Ну, кроме того почти невероятного случая, что он окажется тем самым чудовищем.

Мистер Гамильтон сложил газету и положил ее рядом с собой, явно настроенный на разговор. «Черт-черт-черт!» – подумала Элинор.

– Во-первых, мисс Кармайкл, вы видели мистера Найтингейла и узнаете его в лицо. Во-вторых, вы видите больше, чем люди обычные и даже необычные. Если с Найтингейлом, скажем так, что-то не так, вы ведь сможете это распознать? Конечно, он не приведет нас к Джеймсу и Лауре, но сможет свести с теми… чудовищами, как вы их называете. И наконец, небольшая поездка в деревню пойдет вам на пользу. Вы ведь давно уже не отдыхали, да и события последних дней… у вас, должно быть, голова идет кругом.

– Вы тоже не отдыхали, сэр, – пробормотала Элинор еле слышно.

– Но, по крайней мере, сверхъестественные силы мне не в новинку, – улыбнулся мистер Гамильтон.

– Могу я задать… личный вопрос?

– Конечно, мисс Кармайкл, – кивнул мистер Гамильтон, разглядывая ее с интересом.

У Элинор было даже несколько личных вопросов, но в некоторых случаях лучше было придержать язык за зубами.

– Почему вы… так спокойны теперь? Ваш сын может быть в опасности, а вы едете поговорить с человеком, который, вполне возможно, не даст вам никаких зацепок.

– Примерно сто двадцать часов назад я был в панике, – улыбнулся мистер Гамильтон. – Потом приехал Дамиан. Видите ли, мисс Кармайкл… я серьезно виноват перед братом, я скверно с ним поступил, а он, невзирая на это, приехал ко мне на помощь. Это вселяет надежду. И если Дамиан считает, что мистер Найтингейл – важная деталь, что ж, я разыщу мистера Найтингейла.

Элинор подумалось, что Дамиан – коль скоро перед ним виноваты – мог и отомстить, послать по ложному следу, потянуть время.

– Мой брат совершенно неспособен на подлость, мисс Кармайкл, – мягко сказал мистер Гамильтон. – Это не в его натуре. Гамильтоны по большей части люди скверные, но только не Дамиан.

Элинор покраснела и подумала, что, похоже, оба Гамильтона обладают способностью читать мысли.

Поезд остановился, и наконец эта весьма тягостная, пусть и недолгая, поездка закончилась. Элинор чувствовала себя ужасно неловко, и мистер Гамильтон… он должен был сердиться на нее за неуместные вопросы, как она вправе была сердиться за некоторые события последних дней. Но мистер Гамильтон сошел на перрон, галантно помог ей спуститься и предложил локоть. Элинор – на них смотрели – вынуждена была опереться на эту руку.

Сразу за станцией начинался удивительно знакомый деревенский пейзаж. Среди таких же лугов, полей и рощ прошло детство Элинор. В такой же церкви, сложенной из серого сланца, служил ее отец, а жили они в домике, увитом хмелем, плющом и дикими розами. Ярко светило солнце на пронзительно-голубом небе, осень еще не чувствовалась в воздухе, и спустя пару минут неспешной прогулки Элинор расслабилась.

Пройдя деревню насквозь, мистер Гамильтон и Элинор, сверяясь с карточкой, отыскали нужный дом, невысокий, в два этажа, с небольшой мансардной надстройкой, с соломенной крышей и стенами, скрытыми за плетьми хмеля. Он выглядел неухоженным, словно владелец забросил все дела и заперся, не желая выходить наружу. Давно некрашеные, посеревшие ставни были закрыты; на дорожке лежали гнилые листья, похоже, еще с прошлого года. Неспешно облетал кривой старый граб. Мистер Гамильтон нахмурился, сделал Элинор знак подождать и, пройдя через небольшой, сильно заросший палисадник, постучал. Ему пришлось ударить еще два или три раза, прежде чем дверь приоткрылась. На пороге стояла хмурая, неопрятная, растрепанная женщина. Передник ее был в странных цветных пятнах, как и руки, вцепившиеся в косяк и ребро двери.

– Чего вам? – спросила она грубо и хрипло.

– Меня зовут Гамильтон, Грегори Гамильтон, и я бы хотел видеть мистера Найтингейла. Вы не могли бы передать ему, что это визит по очень важному делу?

– Нет тут Найтингейлов, – резко ответила женщина и попыталась захлопнуть дверь.

Мистер Гамильтон придержал ее ногой, бесцеремонный, совсем как его брат.

– Мэм, у меня очень важное дело.

Женщина наградила его тяжелым взглядом. Глаза у нее были темные, почти черные; они пылали на бледном худом лице, и оттого казалось, что в них таится злоба. Элинор, испуганная, взяла мистера Гамильтона за локоть.

– Говорю вам, тут больше нет никаких Найтингейлов. Если они вам нужны – ищите на кладбище! – и, отпихнув незваного гостя, женщина захлопнула дверь.

– Вот грубиянка! – пробормотала Элинор, справляясь не без труда с дрожью.

Мистер Гамильтон внимательно осмотрел дверь, порог, окна и хмыкнул.

– Видите этот знак? – он указал на небольшую спираль, процарапанную на дереве. – А вон пучок веток бузины, кипариса и рябины. Жители этого дома чего-то боятся. Прогуляемся до кладбища, как нам советовали, мисс Кармайкл?

Элинор вновь оперлась на предложенную руку и оглянулась на дом. На какую-то секунду ей показалось, что он выглядит странно: перекошенный, зыбкий, текущий, словно сделанный изо льда, выставленного под ярким солнцем. Из грязного льда. Элинор моргнула, и видение пропало.

– Что это может значить, мистер Гамильтон?

– Спираль, мисс Кармайкл, это очень древний символ жизни, дыхания, – охотно пояснил мужчина. – Ее считали защитным оберегом во многих странах. Бузина и рябина защищают от злых сил. Желая уберечься от темного колдовства, в некоторых районах страны рябину до сих пор прикалывают на платье. А кипарис делает мертвых нетленными.

– Все это суеверия, – неуверенно проговорила Элинор. – Крестьянские сказки.

– Во-первых, мисс Кармайкл, как уже говорилось, вера сама по себе служит защитой, в противном случае все мы были бы захвачены Тенями и мир погрузился бы в хаос. Во-вторых, предки наши были неглупы. В чем-то они даже превосходили нас. Моя мать… – мистер Гамильтон поморщился едва заметно, как они с братом делали, заговаривая о матери. – Наша мать использовала кипарис… для Дамиана.

Мистер Гамильтон остановился и посмотрел на солнце, яркое, горячее, потом медленно закрыл глаза. Он стоял так пару минут, грея лицо под солнечными лучами, словно собственные слова заставили его озябнуть. Потом он