– Бьюсь об заклад, мента с фамилией Елагин в городе неокажется, как не окажется и дела, связанного с тем давним убийством.

– Допустим, – кивнула я.

– За несколько дней до известных событий у классногоруководителя Серафимович появляется мент. Об убийстве двенадцатилетней давностии о том, кто такая Серафимович, он хорошо знал и гораздо раньше, чем Вешняков,получил официальный ответ на свой запрос. Протоколы допроса уборщицы с вокзалапылятся в столе, а пока мы, то есть вы, плутали впотьмах, зарезали еще двухженщин и господина Краснова.

– Иными словами, кто-то провел свое расследование,нашел всех четверых предполагаемых убийц и свершил правосудие так, как он самсебе это представлял.

– А у тебя есть другая версия? – хмыкнул Лукьянов.

– Нет. Твоя очень похожа на правду. Кто реально могпровернуть такое?

– Родители.

– Допустим. Но Серафимович найти было не так просто,она сменила фамилию.

– Оттого на это и ушло два года.

– Меня смущает мент. Ведь учительница видела егоудостоверение. Возможно, кто-то попросил его об услуге или попросту нанял, авозможно… Кто-то вел это дело двенадцать лет назад. Вешняков говорил, там такиеподробности, у кого хочешь крыша съедет. Для мента провести следствие и найтивсех четверых – работа привычная.

– Романтично. Я склоняюсь к мысли, что все гораздопроще. Жаждущие мести просто заплатили наемному убийце или убийцам. А такжементу.

– Дорогое удовольствие.

– Так, может, и люди не бедные, – пожал плечамиЛукьянов. – Мы тут много всего напридумывали, – продолжил он сосмешком, – а сами даже толком не знаем, имеют ли две другие женщиныотношение к тому давнему убийству. Одних слов учительницы, что они были подругами“не разлей вода”, недостаточно. В конце концов, велось следствие и осудилитолько двоих.

– Черт, – пробормотала я, почувствовав нечто вродеозарения.

– В чем дело? – насторожился Лукьянов, наблюдая замной.

– Доедай скорее свою рыбу, и поехали, – поторопилая.

– Куда? К матери девочки?

– Нет. Это подождет. Поехали к Иванову.

– Зачем тебе Иванов? С ним уже говорили.

– Ага. Одна его фраза меня еще тогда насторожила, атеперь… Поехали.

Лукьянов спорить не стал, закончил свой ужин и поднялся.

– Поехали. Любопытно, что ты задумала.

Иванова дома не оказалось. Старушка-соседка, что встретиласьнам в подъезде возле его квартиры, сообщила:

– В пивнушку он пошел, здесь, за углом. Тяжело мужику,такое горе… Иногда и выпить не грех, чтоб хуже не стало. Люди разные, кто-то ируки на себя от горя может наложить. А на нем лица нет. Говорит, пойду снародом посижу, а я ему: и правильно, Сережа, с народом легче горе унять. Вы быоставили мужика в покое.

– Мы бы рады, – вздохнула я, – но работатакая…

– Ясное дело. Убийцу искать надо, весь город гудит,только и разговоров. Найдете?

– Найдем, – сказала я убежденно, потому что в тотмомент была уверена в своих силах.

У меня такое случается, правда, случается, что иуверенность, и силы куда-то улетучиваются, остается лишь кукиш с маслом, но невсегда же… иногда и мне везет.

– Ну-ну, – кивнула старушка, не очень-то поверив,а Лукьянов, косясь на меня, усмехнулся.

Мы простились со старушкой возле подъезда, я еще разуточнила, где пивная, и устремилась туда. Лукьянов по-прежнему вопросов незадавал и мое утверждение, что убийцу мы найдем, не комментировал.

Пивнушка действительно оказалась тут же за углом, вполуподвале. Скромная вывеска “Рюмочная”, три ступеньки вниз. В прокуренномпомещении за столами сидели мужчины, одежда да и весь облик которых намекали,что деньги, с которыми они сюда явились, скорее всего, последние, а то и простозашли наудачу, вдруг кто поднесет по доброте душевной.

Возле деревянного столба, поддерживающего низкий свод,сидела крикливая компания, украшением которой были две юные особы – у однойсиняк под глазом, у другой разбита губа. Они выясняли отношения с кавалерами,мужиками без возраста, один из которых, со всклоченной бородой и шалымиглазами, вдруг заорал, повернув ко мне голову:

– О, власть пожаловала. Гляди-ка, не побрезговала. Унас что, опять выборы? Заступнички в народ пошли.

– Да она девка простая, – радостно заржалвторой, – она с нами выпьет. Выпьешь, красавица?

– Ага, – кивнула я. – На твоих похоронах. Какнадумаешь копыта отбросить, свистни.

– А вот я тебе сейчас… – начала девица с синяком,грозно поднимаясь.

Я легонько толкнула ее в грудь, и она рухнула на пол вместесо стулом, не оттого, что я толкнула ее действительно сильно, просто пьянаябыла в стельку. Обе девицы завизжали. Я ожидала продолжения, но мужики точноприлипли к своим стульям, даже попыток поднять подругу и то не предприняли.

– Уймите баб, – посоветовал им Лукьянов, а бабы,как по волшебству, стихли. Лукьянов мог быть очень убедителен, это я хорошознала.

Бармен вытянул шею, пытаясь сквозь завесу дыма разглядеть,что происходит.

– Эй, что за шум? – крикнул он грозно.

– А никакого шума, братан, – разводя руками,заверил его Лукьянов, и тот, понятное дело, сразу поверил.

А я тем временем смогла обнаружить Иванова. Он сидел в углу,спиной к публике, в компании поллитровки и двух кружек пива. Одна кружка былапуста, бутылка тоже наполовину оприходована. На шум он даже не повернулся. Мыподошли, я устроилась рядом на свободный стул, Лукьянов замер возле стены,сложив руки на груди. Иванов поднял на него взгляд и покачал головой.

– Оставьте меня в покое. Горе у меня, ясно?

– У нас тоже, – заверила я. – Большое.Зовется – маньяк. Не люблю я маньяков. Он их вообще терпеть не может, –кивнула я на Лукьянова.

– Не понимаю, чего ты болтаешь.

– Ничего страшного. Я сама не всегда понимаю. Главноедругое, главное, чтобы ты сообразил: пока ты мне кое-что не расскажешь, водкуне допьешь. Выдохнется водка, благо бутылка открытая. Ну так что, поговорим иразбежимся, или хочешь, чтоб я тебе душу мотала?

– Я милицию позову. Нет такого закона, чтоб человека…