Бежать.

Быстрее. Еще быстрее. Теперь я бегу, как Эрик Грот, могучий крайний нападающий непобедимых «Параматта Илз», и рядом со мной боковая линия, а линия ворот в восьмидесяти метрах передо мной. Бегу, как будто от этого зависит моя жизнь. Бегу, словно у меня на ногах реактивные ботинки, а огонь в моем сердце – неиссякаемое топливо. Через перекресток. Мои кроссовки меня вынесут. Просто доверься мягкой упругости модели «Данлоп КТ-26», самой дешевой и самой подходящей для бега во всем спортивном универмаге «К-март». Бегу, будто я последний теплокровный мальчик на Земле, в мире, переполненном вампирами. Летучими мышами-вампирами.

Бежать. Мимо автосалона справа и живой изгороди слева. Бежать. Теперь вдоль оранжевого кирпичного здания слева, которое протянулось на целый квартал. На этом здании причудливыми буквами написано название. «Курьер мейл».

Стоп.

Вот где они это делают! Вот где они выпускают газету. Дрищ рассказывал мне про это место. Все авторы приходят сюда и печатают статьи на машинках, а наборщики переносят их на металлические литеры печатных станков в глубине здания. Дрищ говорил, как однажды беседовал с журналистом, и тот сказал ему, что чувствует запах своих статей, когда их вечером печатают типографской краской. Нет прекрасней запаха, сказал журналист Дрищу, чем запах свеженапечатанной завтрашней первой полосы.

Я делаю глубокий вдох, принюхиваюсь и готов поклясться, что чувствую этот типографский запах, наверно, потому, что все сегодняшние дедлайны прошли, и станки уже работают; и я в любом случае собираюсь когда-нибудь стать частью этого места, я просто знаю это, потому что иначе зачем тогда беззубый Бэтмен направил меня сюда, на эту самую улицу, куда криминальные журналисты «Курьер мейл» приходят каждый день, чтобы сдать свои статьи, изменить общество и улучшить мир? Бэтмен, возможно, немножко кусач для актера, но он хорошо отыграл в грандиозной постановке под названием «Необыкновенная и Полная Неожиданностей, Однако Совершенно Предсказуемая Жизнь Илая Белла». Конечно, он послал меня сюда. Конечно, сюда.

Полицейская машина проезжает через перекресток, пересекая дорогу, на которой я стою. В ней два офицера. Тот, который на пассажирском месте, смотрит в мою сторону. Не дергайся. Не привлекай внимания. Не смотри на них. Но там два копа в полицейской машине, и я не могу удержаться. Полицейский пристально разглядывает меня. Машина замедляет ход, но затем продолжает движение через перекресток.

Бежать.

Дрищ провел в бегах почти две недели, прежде чем 9 февраля 1940 года о нем впервые сообщил гражданский. Облава по всему штату распространилась до самой границы с Новым Южным Уэльсом, и полицейские машины выстроились вдоль дорог, ведущих на юг, куда вероятней всего направился бы Дрищ. Но Дрищ держал путь на север, когда в три часа ночи заехал на станцию техбслуживания в Нунде, северном пригороде Брисбена, чтобы заправить машину, украденную в соседнем Клейфилде. Владелец автосервиса, человек по имени Уолтер Уайлдмен, был разбужен звуком бензина, скачиваемого из гаражной цистерны. Он с заряженным двуствольным дробовиком немедленно накинулся на Дрища, возмущенный подобной несправедливостью.

«Стоять на месте!» – рявкнул Уайлдмен.

«Ты ведь не сможешь выстрелить в человека, верно?» – рассудительно сказал Дрищ.

«Еще как смогу! – ответил Уайлдмен. – Я вышибу тебе все мозги!»

Такое признание, естественно, побудило Дрища бежать к водительскому месту украденной машины, что, в свою очередь, побудило Уолтера Уайлдмена дважды выстрелить в Дрища, в попытках вышибить ему мозги, но преуспел он лишь в том, что разбил заднее стекло автомобиля. Дрищ помчался к шоссе Брюс Хайвей, направляясь на север, а Уолтер Уайлдмен позвонил в полицию, чтобы сообщить номер машины. Дрищ добрался до Кабултура, примерно в получасе езды от Брисбена, прежде чем полицейская машина повисла у него на хвосте, устроив захватывающую автомобильную погоню по проселочным дорогам, через кусты, овраги и буераки, которая закончилась тем, что Дрищ разбил машину о проволочный забор. Скрывшийся в кустах пешим порядком Дрищ был очень быстро окружен примерно тридцатью детективами из Квинслендской полиции, которые в итоге и нашли его прячущимся за широким пнем. Полицейские отвезли Дрища обратно в Богго-Роуд и бросили его назад в камеру в Отряде номер два, захлопнули за ним дверь, и Дрищ снова уселся на свою жесткую тюремную кровать.

И улыбнулся.

«Почему ты улыбался?» – спросил я однажды Дрища.

«Я установил себе цель и достиг ее, – ответил он. – Наконец-то этот никчемный сирота и отброс общества, на которого ты, юный Илай, сейчас смотришь, – нашел то, в чем был действительно хорош. Я понял, почему Господь создал меня таким охрененно тощим и долговязым. Это хорошо для прыжков через тюремные стены».

Железнодорожные пути. Поезд. Станция Боуэн-Хиллз. Ипсвичская линия, платформа номер три. Поезд подъезжает, и я бегу вниз по бетонной лестнице. Может быть, здесь пятьдесят ступеней, и я проскакиваю по две за раз, одним глазом глядя под ноги, а другим на открытые двери поезда. Затем один неверный шаг, и моя правая щиколотка подворачивается на последней ступени, правая кроссовка соскальзывает с края, и я лечу лицом вперед на грубый асфальт третьей платформы. Правое плечо смягчает большую часть удара, но правая щека и ухо проезжают по асфальту, как задняя шина моего велосипеда, когда я резко бью по тормозам для разворота с заносом. Но двери поезда все еще открыты, так что я поднимаюсь с земли и ковыляю к ним, запыхавшийся и оглушенный; и тут они начинают закрываться, и я прыгаю вперед так, как никогда в жизни не прыгал, и приземляюсь внутри, где три пожилые женщины в четырехместном отсеке одновременно оборачиваются ко мне и ахают.

– С тобой все в порядке? – спрашивает одна из них, обеими руками вцепившись в свою сумку на коленях.

Я киваю, перевожу дыхание и поворачиваюсь, чтобы идти дальше по проходу. Мелкая асфальтовая крошка прилипла к моему лицу, застряв в ссадинах. Воздух обжигает кровоточащую царапину на лице. Костяшка, к которой когда-то крепился потерянный палец, настоятельно требует внимания. Я сижу, дышу и молюсь, чтобы этот поезд остановился в Дарре.

* * *

Опустевшие пригороды в сумерках. Может быть, конец света уже наступил. Может, в мире остались только я да вампиры, которые пока спят, потому что еще светло. Возможно, я схожу с ума, и мне не следует так долго находиться на солнце, когда больничные обезболивающие уже не действуют, но я понимаю, что это не бред, а реальность, потому что чувствую запах своих подмышек и вкус пота над верхней губой. Я иду вдоль заведений на Дарра-Стейшен-роуд. Мимо ресторана «Мама Пхэм». Мимо пустого пакета из-под бургеров, кружащегося на ветру. Мимо фруктово-овощного рынка. Мимо парикмахерских, социального магазина и букмекерской конторы. Прохожу через парк Дьюси-стрит, где колючие семена паспалума цепляются за низ моих джинсов и за белые шнурки кроссовок. Почти пришел. Почти дома.

Теперь осторожнее. Сандакан-стрит. Я внимательно оглядываю улицу издалека, прячась за раскидистым эвкалиптом, покачивающимся на вечернем ветру. Никаких машин перед нашим домом. Никаких людей на улице. Я осторожно и быстро перемещаюсь между деревьями, зигзагами пробираясь через парк к нашему дому. Небо над домом оранжевое и темно-розовое – наступает вечер. Возвращение на место преступления. Я устал, но и нервничаю одновременно. Не уверен, что этот квест был такой уж хорошей идеей. Но я должен идти туда. Единственный путь из ямы – только наверх. Или же еще глубже, мелькает мысль. Прямиком в преисподнюю.