Договорить он не успел.

– Кейт! – перебил его звучный окрик Папаши Дюка. – Тут тебя спрашивают насчет работы.

Я обернулась. Рядом с конторкой стоял тер Удвин, торговый представитель из Брукса. Маленький нескладный гоблин с крючковатым носом и большими ступнями был частым посетителем «Серой утки», и мы с ним хорошо ладили. Сейчас он топтался подле Папаши Дюка, рядом с которым казался еще меньше ростом, нервно мял в руках шляпу и тревожно сверлил меня своими темными глазками-бусинками.

– Мне нужно идти.

Я посмотрела на Лукаса, осторожно вытащила свою ладонь из его захвата и сдержанно улыбнулась.

– Я не прощаюсь, Кэтрин, – уверенно ответил волк.

Он бросил на стол несколько монет и подхватил со стула свое пальто.

– Еще увидимся.

Оборотень усмехнулся и вышел из гостиницы, а я постояла, глядя ему вслед, и решительно направилась к теру Удвину.

* * *

Снег падал на крыши домов, на кованые крылечки, на мостовую, сбивался в сугробы, укрывал пышными шапками голые ветви деревьев и пожухлую траву газонов. Легкие белые хлопья медленно парили в воздухе, оседали на шубах прохожих, запутывались в пушистых воротниках, веселой поземкой кружили в подворотнях.

Я стояла у окна, задумчиво глядя на снежную суматоху. Жизнь за стеклом кипела. Дети с визгом кидались снежками, пролетки и мобили скользили по тонкому насту, горожане спешили по своим делам, обходя вчерашние лужи, превратившиеся в сверкающий каток. В Бреголь пришла настоящая зима.

Задернув занавеску, задумчиво улыбнулась. Как незаметно летит время… Еще не так давно я жила в Иренборге и терпела капризы Горна, а сейчас я в Бреголе, в доме гоблина Удвина, ухаживаю за его вдовой сестрой и наслаждаюсь тихим покоем размеренной жизни. Тера Берта Эсколь, пожилая смешливая гоблинша, приехала к брату в гости и умудрилась вывихнуть ногу. Мне пришлось вправлять тере голеностоп, накладывать шину и следить, чтобы старушка вовремя принимала обезболивающие и противовоспалительные микстуры.

«Не знаю, как мне этот драгов камень подвернулся, – недоумевала тера Берта, разглядывая отекшую ступню. – Просто злой рок какой-то!». Ее брат ворчал что-то насчет неуклюжести некоторых особ, но смотрел на сестру с плохо скрытым обожанием.

Работа была несложной, больная оказалась женщиной приятной и добродушной, и я чувствовала себя в доме тера Удвина удивительно свободно и спокойно. Небольшой двухэтажный особнячок находился на Орстерштрассе – тихой спокойной улочке в одном из благополучных районов столицы. Старомодная мебель, белоснежные вязаные салфеточки на спинках диванов и кресел, пышные бегонии на подоконниках, внушительные напольные часы, солидно отмеряющие время в овальной столовой, – жизнь на Орстерштрассе текла размеренно и неспешно.

– Что там на улице, Кэтрин?

Маленькая, кругленькая старушка отложила книгу и с улыбкой взглянула на меня из-под очков. Длинный, крючковатый нос теры чуть дернулся, отчего золотая оправа немного съехала набок.

– Снег, тера Эсколь.

– До сих пор идет? Ох, боюсь, у докторов прибавится работы.

Гоблинша покачала головой, и ее пушистые седые волосы тут же высвободились из плена шпилек, превратив теру в некое подобие одуванчика.

– Да, скользкие дороги – опасная вещь, – кивнула я.

– Хорошо, что я уже успела вывихнуть ногу, – серьезно произнесла тера Берта, но в глазах ее заплясали смешинки. – А то ведь непременно упала бы по такой погоде, с моим-то везением.

Она подмигнула мне и закатилась тихим дробным смехом. Маленькие глазки гоблинши скрылись в бесчисленных морщинках, полные румяные щечки подрагивали в такт, очки подпрыгивали вместе с ними, а тонкие белые волосы распушились еще больше. Старушка выглядела уморительно и трогательно одновременно.

– Нет, все-таки не понимаю я Юргена, – отсмеявшись, заметила тера Берта. – Уехать из солнечного Крестобрада и поселиться в холодном и снежном Дартштейне…

Тера снова покачала головой и неожиданно спросила:

– Кэтрин, а ты уже кушала?

О, нет! Тера Эсколь переключилась на свою любимую тему! За то время, что я жила в доме ее брата, добрая гоблинша постоянно пыталась меня накормить, утверждая, что я ужасно худая. «Совсем как моя Нэнси!» – приговаривала она и тут же принималась рассказывать о своей дочери. По словам теры Берты, Нэнси Эсколь была хилым заморышем, но на портрете, который стоял рядом с кроватью гоблиншы, изображалась вполне упитанная молодая женщина с приятным округлым лицом, с характерным гоблинским носом и довольно пышной грудью. Худышкой теру можно было назвать с очень большой натяжкой.

– Чем тебя Эльза кормила? – не унималась старушка.

– Фрикадельками с томатной подливой и картофельными клецками.

– Но ведь это когда было! – всплеснула руками тера Берта. – Скажи ей, чтобы напоила тебя малиновым чаем с плюшками. Такая ты худенькая…

Гоблинша жалостливо вздохнула.

– Не переживайте, тера Эсколь, я не голодна.

– Тебя послушать, так ты никогда не голодна. Чисто как моя Нэнси. Ах, эта молодежь! Сами о себе позаботиться не умеете, – укоризненно протянула тера. – Эльза! – позвала она. – Принеси-ка нам с Кэтрин чайку.

Полненькая, румяная служанка тут же возникла на пороге комнаты. Видно, по привычке подслушивала за дверью.

– Со сливками? – уточнила девушка.

– Ну, конечно, со сливками. У нас в Крестобраде другого не пьют. Какая радость подкрашенную воду хлебать? – тера Эсколь усмехнулась, суетливым движением сняла очки, положила их на столик и пригладила волосы.

– Сейчас все принесу, хозяйка, – кивнула служанка, но вместо того, чтобы выйти из комнаты, замялась на пороге.

– Ну, что еще, Эльза? – спросила тера Берта.

– Ох, тера Эсколь, полчаса назад заходила Мойра, просила соли в долг. Такие она ужасы рассказывает!

– И что за ужасы?

Тера устроилась поудобнее и сложила ручки на выступающем животе. Как и все гоблины, она просто обожала всякие сплетни и слухи.

– Говорит, соседскую девчонку, Грильду, в реке нашли. Ну, ту, что неделю назад пропала.

– Утопилась, что ли?

– Если бы! У нее, говорят, все нутро изрезано. И ноги изувечены.

Эльза вздохнула.

– Ох и жизнь пошла, страшно из дому выйти!

– И кто ж ее так?

– Бабы болтают, полюбовник. А полиция ничего не говорит. Велели Ванде тело дочки забрать, да и все на том, даже разбираться не стали.

– Ох, беда какая, – вздохнула тера Эсколь. – Где там мой ридикюль?

Гоблинша полезла под подушку, достала небольшую сумочку, в которой хранила мелочь, и, покопавшись, протянула Эльзе три рена.