– Тебе придется о них забыть, мой друг. Где ж я возьмутакую прорву денег? Не стоило тебе на меня тратиться. Или стоило? По-моему, тодоброе дело принесло тебе неплохие дивиденды. Ты-то умеешь всегда быть ввыигрыше.

Странно, но мои слова произвели на него впечатление. Вместотого чтобы засмеяться, он посмотрел без намека на ухмылку и медленно произнес:

– Когда-нибудь ты меня все-таки достанешь, и я тебяпристрелю. Я кивнула:

– Или я тебя.

Он немного подумал и согласился:

– Или ты меня.

Угрозы Ника я не принимала всерьез, давно научилась ихигнорировать, но сегодня они произвели впечатление, в его голосе было настоящеебешенство, а еще обида. С какой стати, если он праздновал победу? Думать, чтоего сильно огорчило мое предполагаемое предательство, я всерьез не могла. И тутна ум пришли его слова о Дене. Хорошо зная Ника, я не сомневалась: произнес оних не просто так. Парни Дена за мной приглядывают. А что, если… Я тряхнулаголовой, не желая продолжать, но уже не могла избавиться от этой мысли. ЗачемДену убийство Елены? Ответ прост: получить документы. Допустим. Только с какойстати? Долгих никогда не был ему интересен, то есть их интересы ни разу нестолкнулись, они как две планеты кружили по своим орбитам, не принимая вовнимание друг друга. Впрочем, однажды Долгих обратился к нему, и Ден выполнилзаказ.

При воспоминании об этом я невольно поежилась. Может, Денрешил, что неплохо бы запастись компроматом на черный день? А потом я вспомнилаего слова: «Я убью всех, кто тебе дорог». Его парни следили за мной, и нашасвязь с Еленой перестала быть для него тайной. «Если он и убил ее, то вовсе неиз-за той давней угрозы», – поспешила я отвергнуть эту мысль. Все опятьупирается в бумаги. Нику они нужны, чтобы обеспечить себе сытую спокойнуюстарость, Дену, чтобы иметь возможность диктовать свои условия, если в этомбудет необходимость. Так кто из них?

Особо праздничным настроение Ника не назовешь, хотя я почтине сомневалась: убийство его рук дело. В общем, я предавалась бесполезнымразмышлениям на эту тему, хотя проку от этого не видела. Жизнь моя былаоднообразна до отупения, и в этом, наверное, было спасение. Раз в неделю яужинала с Рахмановым, после чего он оставался у меня ночевать. Примерно раз вдве недели происходили короткие свидания с сыном (надо было очень постараться ипривести Рахманова в такое расположение духа, когда ему хотелось быть добрым ищедрым, по крайней мере, ему-то это виделось именно так), по вечерам яобреталась у Виссариона, ближе к обеду встречалась с Машкой, и мы старательноделали вид, что все в нашей жизни хорошо или хотя бы сносно. Я делала вид,чтобы избежать ненужных вопросов, а Машка… наверное, у нее были на то своипричины. Так незаметно проходили дни, и я иногда с удивлением понимала: вобщем-то, таким образом живет большинство людей, и начинала представлять, чтомне уже тридцать или тридцать пять, даже сорок лет, но воображение отказывало ирисовало все ту же картину: я за роялем в «Бабочке», играю Шопена и смотрю заокно. Черт знает, может, в этом и крылся какой-то смысл? Время вроде быостановилось и не несет с собой ни сюрпризов, ни проблем? Так продолжалось дотех пор, пока я не встретила Макса.

В тот день Машка отправилась на прием к психиатру, онадолжна была посещать его примерно раз в месяц, это была чистая формальность, ноподруга всегда очень переживала, нервничала и всю дорогу повторяла: «Чегодоброго, опять упекут в психушку».

Обычно ее сопровождал Тони, но в этот раз он поехать несмог, и я отправилась с ней. Мы договорились, что я буду ждать ее в баре, втрех шагах от больницы. Я пила кофе и поглядывала на дверь, думая о Машке имало что замечая вокруг, оттого несказанно удивилась, услышав голос за своейспиной:

– Привет, красавица.

Я повернулась и увидела Макса. Высокий, отлично сложенный,он очень эффектно смотрелся в темных брюках и черном свитере под горло. Я быназвала его красавцем, если бы не знала наверняка: ему подойдет какое угодноопределение, но только не «красавец». Он был слишком опасен, чтобы нравиться.Впрочем, сам он вряд ли сочтет комплиментом мои слова о его внешности, придимне охота сказать ему это, потому что относился к категории мужчин, которыхсобственная внешность не занимает, у него были другие игрушки.

– Салют, – ответила я, пытаясь отгадать, случайнали наша встреча. Он сел рядом со мной, заказал кофе и спросил:

– Подругу ждешь?

– Ага. А ты тут что делаешь?

– Так, проходил мимо, – усмехнулся он.

Вот это вряд ли. Когда я вошла в бар, его здесь не было, априйти позднее он не мог, раз я сижу и пялюсь на дверь. Можно, конечно,предположить, что он обретался в туалете, но двадцать минут это слишком, еслитолько у него не расстройство кишечника. Выглядел он молодцом, так чторасстройство, скорее всего, исключалось. Оставалось одно: он вошел черезслужебный вход, а этому должна быть причина.

– Классно выглядишь, – заметил он.

Я решила, что сказать ему нечего, вот и болтает чепуху, и навсякий случай порадовалась: значит, он здесь и правда случайно. Если уж емупришла охота поболтать, стоит поддержать разговор. По неведомой причине, Макско мне неплохо относился, это ставило в тупик, но и обязывало: у меня и без тогополно врагов, чего ж их множить! Вот я и спросила, исключительно чтобыподдержать разговор:

– Как там Ден?

Вопрос неожиданно вызвал у него замешательство, по крайнеймере, Макс не ответил ничего не значащей фразой «нормально», он немногопомолчал, а потом заявил:

– По-моему, он спятил.

– Ну, это не новость, – хмыкнула я.

Макс взглянул с неприязнью, моя веселость не пришлась ему подуше.

– Знаешь, как он развлекается в свободное время?

– Понятия не имею.

– Развесил твои фотографии в комнате и лупит в них стрелками,как в мишень, стрелы ложатся ровненько вокруг твоей головы.

– Я думала, он бьет в глаз, как белку, – хмыкнулая. решив, что Ден и вправду спятил.

– А вот на это тебе рассчитывать не приходится, –сурово отрезал Макс. Я вспомнила его слова во время нашей встречи в больнице,когда там лежал Ден, и вздохнула.

– Прошел почти год, за это время ему следовалоуспокоиться либо свернуть мне шею.

– Он развесил твои фотографии по всему дому. Я насчиталдвадцать штук. Можно было бы решить, что он свихнулся от любви, если бы я незнал наверняка, что он испытывает к тебе прямо противоположные чувства.