— Бросьте, пустяки. Со всеми такое бывает. И прошу вас, об этом больше не надо. Мы все понимаем.

— Хорошо, — вынужденно согласился Суслов и поморщился от сильной головной боли. — Всегда так болеешь, когда выпьешь? — спросил он и, получив утвердительный ответ, вынес вердикт. — Водка дрянь — ее пить нельзя. Правильно нас батюшка крестом по хребтине наставлял.

Суслов скромничал. Его терзала жажда, я это видел, но он стеснялся попросить воды. Сидел тихо, протирал глазами бутыль с запотевшим квасом. Я пододвинул к нему пустую чашку, поставил перед ним квас, уговорил отпить. После удовлетворения дикой жажды, я посмел представить своего друга:

— Знакомьтесь, это Козинцев Михаил Дмитриевич. Главный учредитель «Русских заводов». Ему принадлежит сорок девять процентов плюс одна акция. И у него к вам есть очень интересное предложение…

Идея с банком господину Суслову очень понравилась, понравилась настолько, что он даже забыл о донимающей головной боли. И всецело отдался переговорам. Несмотря на врожденную скромность, торговался он отчаянно. Мишка, по первоначальному замыслу желавшего предложить будущему партнеру всего лишь двадцать процентов, успехов в переговорах не добился, и потому был вынужден постепенно повышать его долю до планируемых двадцати пяти. Но и на двадцати пяти процентах Суслов не хотел соглашаться. Он хотел как минимум сорок. И уперся, словно упрямый осел, не желая сдвигаться с места. Тогда Мишка взял паузу и к следующей нашей встрече, принес бухгалтерские документы «Русских заводов» и лицензии, что на этом момент были уже оформлены и находились на рассмотрении комиссии. И только после этого, Суслов признал нашу правоту и был вынужден согласиться на двадцать пять процентов. На следующий день мы оформили, если можно так сказать, соглашение о намерениях и хлопнули в потолок пробкой от дорогого шампанского. А само переоформление завершили спустя месяц.

В свете последних событий нам пришлось пересматривать концепцию постройки помещения для управления. Здание пришлось расширять, проектировать второе крыло для нужд банка. Я попросил заложить в проект возможность увеличения численности этажей. В проекте их было всего два, но надо было думать о будущем. В скором времени нам даже этого может не хватать. Перепроектировали здание всю осень и зиму, а непосредственно к строительству приступили по весне.

О названии банка спорили долго. Суслов предлагал громкие имена, такие как «Самсон», «Ковчег» или «Банк русских изобретений», но Мишка, в свое время съевший собаку на маркетинге, их забраковал и предложил свой вариант — «Банк „Русские заводы“». И хоть Суслов поморщился от названия, я понял, что это хороший ход. Благодаря нескольким публикациям в больших газетах нас уже худо-бедно знали. Меня изредка узнавали на улице и, бывало, что узнавшие следовали за мной попятам почти до самой проходной предприятия. Бывало, что и подходили, заламывая шапки, просились на работу. А однажды у меня даже попытались ненавязчиво взять интервью — сосед в кафе якобы случайно меня узнал и попытался вытянуть информацию. Потом поймав его уже на территории завода и вывернув у него все карманы, поняли, что это был московский журналюга, который пытался получить представление об условиях работы изнутри. Так что, название банку Мишка придумал хорошее.

А господин Суслов, удачно вложив наследство, уехал на Кавказ пить лечебные воды. Он довольствовался своей долей в нашем предприятии и, здраво рассудив, что в управлении ничего не понимает, не стал лезть в нашу работу. Мы лишь регулярно высылали ему бухгалтерские отчеты, перечисляли деньги с дохода, да изредка звали на собрание акционеров, на которые он, впрочем, предпочитал не приезжать, трогательно извиняясь в длинных письмах и заранее соглашаясь со всеми решениями.

Незаметно наступила осень 1899 года. Днями в начале сентября было пока еще тепло, а вот по утрам уже наступала влажная прохлада. Часто серые низкие облака накатывали на город и омывали дождем грязную столицу, очищая его от пыли, копоти и мелкого мусора, вымывая все это прочь из города. Я, если честно, не любил такую погоду — тысячи оттенков серого угнетали меня, а мне хотелось красок и яркого солнечного света. Я желал лета и тепла, яркой зелени и сверкающего моря, желтого, скрипящего под босыми ногами песка и коктейля с трубочкой. Я хотел в отпуск, на море, в Турцию, в Египет или в Тайланд. Все равно куда, лишь бы там было побольше солнца, тепла и воды. Но нельзя…, производство не оставишь. Мишка в постоянных разъездах — ищет полезных людей и проводит бесчисленные переговоры. Это его стихия и, занимаясь любимым делом, он «отдыхает». Фактически он живет в поездах, приезжая в Питер лишь для того чтобы выспаться, вымыться, повидать свою невесту и скорректировать наши дальнейшие планы. Я же сижу в столице безвылазно и мне это до чертиков надоело. Надо куда-нибудь съездить. Да хоть в Кострому! У нас теперь возникла острая необходимость найти человека, который будет управлять нашим банком. А из всех банкиров нам был известен только лишь один Голубин Иван Николаевич, что полтора года назад помогал нам в продаже нашего золота. Надо бы с ним переговорить, узнать его мнение — может, порекомендует кого. Поэтому, когда Мишка в очередной раз прикатил в Санкт-Петербург, я в ультимативной форме высказал ему свое решение и оставил его приглядывать за нашим предприятием, а сам, купив билет в первый класс вагона, укатил в Кострому.

А в Костроме было солнечно, зелено и тепло, словно бы лето здесь и не кончалось. Город встретил меня сладким запахом выпекаемого хлеба, сухой пылью, давно не прибиваемой к дороге дождем и горами конского и коровьего навоза. Дворники, как и полтора года назад, убирали только главные улицы города, что были вымощены неровной брусчаткой. В торговых рядах бойко шла торговля и каждый, кто приходил сюда с парой монет в кармане, оказывался с покупкой.

Здание Госбанка я отыскал практически сразу. Внутри отделения, как и в прошлый раз, почти никого не было — лишь трое служащих, одинокий посетитель, да кивающий головой сонный дядька, который должен был изображать охранника. Посетитель — по виду состоятельный крестьянин в добротных сапогах и в свежем костюме завис с пером в грубой руке над желтым бланком, а служащий ему что-то терпеливо объяснял. Я неспешно подошел к свободному сотруднику. Служащий поднял на меня взгляд, по достоинству оценил мой дорогой наряд и лучезарно улыбнувшись, поинтересовался:

— Я могу вам чем-то помочь?

— Да, — подтвердил я, — мне необходимо встретиться с вашим управляющим. Иван Николаевич у себя?

Служащий склонил голову на бок и