– Но вы предпочли бы, чтобы этой необходимости не было?

Мистер Эдвард улыбнулся:

– Вы начинаете понимать. А теперь мне пора идти. Фицрой потребует от меня подробный отчет.

– Вы, служитель закона, работаете на него? – удивилась я.

– Скажем так: мистер Фицрой сам себе закон. Почти всегда.

– Раз уж вы позволили себе некоторую откровенность со мной, сэр, возможно, вы все-таки расскажете мне, почему погибли два человека?

Мистер Эдвард вздохнул:

– Я позволил себе некоторую откровенность лишь в надежде на то, что наши с вами пути больше никогда не пересекутся, ради нашего общего блага. Но чтобы объяснить вам истинные причины того, что случилось, милая моя, понадобится несколько часов. Могу лишь посоветовать вам повнимательнее читать в газетах новости с Дальнего Востока в ближайшее время.

Я понимала – он уже сказал все, что мог, и дальше задавать вопросы нет смысла, поэтому просто протянула руку на прощание:

– Давайте расстанемся друзьями, сэр. Ведь, в конце концов, мы оба верные слуги британской короны.

Мистер Эдвард задержал мои пальцы в своей широкой ладони:

– Знаете что, Эфимия? Все это могло закончиться гораздо быстрее и тише, если бы вы поговорили с человеком, владевшим теми фрагментами головоломки, которых не хватало вам.

– Но я говорила с мистером Фицроем! Он заявил, что всегда работает в одиночку.

– Я имел в виду мистера Бертрама, – сказал мистер Эдвард. Он крепко пожал мне руку и вышел, не проронив больше ни слова.

Я побрела на кухню, стараясь как-то справиться с круговертью мыслей.

Мне навстречу выбежала Мэри:

– Это правда, что мы срочно возвращаемся в Стэплфорд-Холл?

Я кивнула:

– Кажется, да.

– Ну слава богу! – выдохнула она.

Мэри не терпелось уехать, и она была бы счастлива сделать это немедленно, без зазрения совести бросив своего местного воздыхателя – любителя рассветов, – но сборы заняли у нас целый день, а потом были долгие утомительные часы пути до Стэплфорд-Холла. Когда же мы наконец миновали ворота поместья и повозка покатила по знакомой подъездной аллее, я испытала странное чувство облегчения. Назвать Стэплфорд-Холл уютным и гостеприимным местечком было бы трудно, тем не менее удивительным образом он стал для меня родным домом. Я могла презирать или не уважать кого-то из его хозяев, но люди, жившие на половине прислуги и работавшие в поместье, сделались для меня семьей – мне было хорошо с ними. Мэри, Бобби, Вилли и, конечно, Рори я считала теперь своими близкими друзьями. Однако возвращение домой всегда сопряжено не только с радостью, но и с разочарованием.

Оказалось, от меня больше не требуется исполнения обязанностей экономки. Непоколебимая миссис Уилсон выпросила у мисс Риченды батское кресло на колесиках[22], чтобы самолично командовать хозяйственными войсками. Бобби быстро обзавелся привычкой забывать смазывать колеса топленым жиром, так что теперь кресло скрипело на все лады, издалека оповещая о приближении воеводы, и при необходимости у нас была возможность ретироваться. Впрочем, Рори, оставленный в должности дворецкого, приглядывал за тем, чтобы мы не злоупотребляли этими передышками.

Мы с ним сохранили нормальные деловые отношения, хотя теперь он на людях стал для меня мистером Маклеодом. Ни события на севере, ни его разговор с мистером Бертрамом мы не обсуждали, однако между нами быстро образовалась дистанция, которую он старательно поддерживал. Со своей стороны, я была безгранично благодарна Рори за спасение моей жизни и сделала все возможное, чтобы из-за нашей прежней дружбы он не лишился работы. Я его ни о чем не просила, но Рори сам побеседовал с лордом Ричардом, и после этого меня повысили – была горничной, а стала в официальном порядке заместительницей экономки. Мэри сказала, она подслушала слова Рори о том, что домоправительнице, которая способна управлять только первым этажом трехэтажного особняка, категорически требуется помощница. А дальше ей подслушать не удалось, потому что позади раздался душераздирающий скрип колес, так что мне не известно, какие еще аргументы приводил Рори, но так или иначе я в очередной раз прониклась к нему благодарностью.

Мистер Бертрам вскоре после нашего возвращения из Шотландии исчез в неизвестном направлении. Никто не говорил, куда он уехал. Нам однажды утром просто приказали накрыть чехлами мебель в его апартаментах, так что ясно было лишь одно – отсутствовать он будет долго.

Жизнь продолжалась в обычных заботах и хлопотах – уборка, стирка, штопка и прочие дела по хозяйству следовали одно за другим. Поначалу, после суматохи, царившей в охотничьем домике, я чувствовала облегчение и думала, что вся прислуга рада восстановлению нормального хода вещей. Однако человеческое сердце переменчиво, и вскоре я поймала себя на том, что тяжко вздыхаю, проводя время за штопкой. Лорд Ричард в тот день дважды наорал на меня без повода, и после этого, сидя в тесной бельевой и подшивая при тусклом свете очередную простыню своими фирменными широкими стежками, я невольно задумалась, не станет ли такое положение дел для меня пожизненной карой за собственное безрассудство. И должна признаться, эта перспектива напугала меня до дрожи.

Я тотчас выбранила себя за то, что поддалась унынию, – ведь никаких серьезных поводов для этого не было. Заботами Рори я теперь получала достаточно высокое жалованье, чтобы матушка и малыш Джо могли вести более или менее достойную жизнь. К тому же мать писала, что ее уроки игры на фортепиано пользуются растущим спросом. Малыш Джо скоро должен был пойти в школу, я старательно копила сбережения для его будущих нужд и не сомневалась, что матушка поступает так же. В общем, у меня имелись все основания верить, что вдвоем мы обязательно справимся. Положение мое было надежное, а после всего, что случилось в Шотландии, лорд Ричард стал относиться ко мне если уж и не с особой деликатностью, то хотя бы с долей уважения, которого он не выказывал ни одной другой женщине из прислуги в этом поместье. И даже мисс Риченда, похоже, смирилась с моим присутствием и больше не чинила дополнительных хлопот. Мистер Бертрам всё не возвращался, и возможно, оно было к лучшему. Порой я чувствовала себя одиноко, но мы с Мэри крепко сдружились, и ее легкий, веселый нрав часто поднимал мне настроение. При этом, конечно же, нельзя было не заметить, что не я одна поддаюсь ее обаянию – за Мэри вовсю ухлестывал местный парень, который, по ее словам, оказался не из тех, кто любит только лишь любоваться рассветами. Я знала, что в один прекрасный день, который настанет очень скоро, она выйдет замуж, если не за этого парня, так за другого, и оставит службу в поместье ради собственной семьи. Разумеется, я заранее радовалась за нее, но меня печалило собственное будущее – казалось, я обречена взрослеть, а потом и стареть в компании миссис Уилсон, что крайне удручало. Порой я ловила на себе взгляд Рори, и в этом взгляде видела больше тепла и внимания, чем заслуживает простая служанка, но он ни разу не высказал вслух желание поговорить со мной наедине, а я не решалась к нему приблизиться. Зато само его присутствие в доме дарило мне чувство успокоения и надежду, что рано или поздно этот разговор состоится.