Пуаро глубоко вздохнул.

– Все подлинно... и написано одной рукой, никаких подчисток.И тем не менее, как я уже сказал, оно неправдоподобно...

Он замолчал и протянул руку за листками. Я отдал их ему, ион снова занялся их изучением.

И вдруг я услышал крик.

К тому времени я уже встал из-за стола и, подойдя к окну,разглядывал серое, предвещавшее дождь небо, но его крик заставил меняобернуться.

Пуаро буквально дрожал от возбуждения. Его глаза светилисьзеленым кошачьим блеском, палец, которым он указывал мне на что-то, трясся.

– Видите, Гастингс? Скорее... посмотрите сюда!

Я подбежал к нему. На столе были разложены листки письма, ноя по-прежнему не увидел в них ничего необычного.

– Смотрите же! Все листки имеют ровные края – они одинарные.Но у этого один край немного поврежден – он был оторван. Понимаете, что я имеюв виду? Это был двойной лист, а значит, одна страница письма отсутствует.

Вид у меня был, я полагаю, преглупый.

– Но как это может быть? Письмо в таком случае должно былопотерять смысл.

– Нет-нет! Оно приобрело новый смысл, вот в чем была идея.Прочтите и вы поймете.

Я склонился к письму.

– Видите? – говорил Пуаро. – Листок кончается на том месте,где она говорит о капитане Марше. Она жалеет его, и дальше: «Ему понравилосьмое представление, и он...» – тут листок кончается, и на следующем мы читаем:«говорит: «Сам бы лорд Эджвер ничего не заметил...» Но между ними был еще одинлист! И «он» следующей страницы – не обязательно «он» предыдущей. Вдействительности – это совсем другой человек. Он-то и предложил ей пари.Заметьте, имени здесь нет. Ах, с'est epatant![57] Каким-то образом убийцазавладевает письмом и видит, что оно с головой его выдает. Первая мысль –избавиться от письма, но затем он читает его вновь и видит, что оно может сослужитьему хорошую службу. Он вырывает одну страницу, и письмо превращается вобвинение против другого человека – человека, который был заинтересован всмерти лорда Эджвера. Это был просто подарок, бесценный сюрприз!

Признаюсь, я смотрел на Пуаро с восхищением, хотя нельзясказать, что он убедил меня в своей правоте. Разве не могла Карлотта писать налистке, половина которого была оторвана раньше? Но Пуаро был так счастлив, чтоу меня не хватило духа подсказать ему столь прозаическое объяснение. И, в концеконцов, он мог быть прав.

Тем не менее я не мог не обратить его внимания на вопрос,который естественно возникал из этой теории.

– Но каким образом этот человек, кто бы он ни был, завладелписьмом? Мисс Адамс сама вынула его из сумочки и отдала горничной. Так, покрайней мере, утверждает горничная.

– Значит, мы должны предположить две возможности. Либогорничная лжет, либо в течение вечера Карлотта Адамс виделась с убийцей.

Я согласно кивнул.

– Мне кажется, что вероятнее второе. Нам до сих пор неизвестно,где находилась Карлотта Адамс после того, как она ушла из дома, и перед тем,как сдала портфель на Юстонском вокзале. Я думаю, что в это время онавстретилась с убийцей в заранее условленном месте – возможно, они вместепоужинали. Он дал ей последние наставления. Может быть, она несла письмо вруке, собираясь опустить его. Может быть, она положила его возле своей тарелкив ресторане. Он видит адрес и настораживается. Затем незаметно кладет письмо вкарман, находит повод выйти из зала, открывает его, читает, отрывает страницу илибо вновь потихоньку кладет его на стол, либо отдает ей со словами, что онаобронила его. Как это произошло, не так важно, но два вывода для меня очевидны.Карлотта Адамс виделась с убийцей до или после убийства (у нее было время ипосле «Корнер-хаус»), а кроме того, я полагаю – возможно, ошибочно, – что тогдаже убийца подарил ей золотую шкатулку. Если я прав, то убийца – Д.

– Не понимаю, при чем здесь золотая шкатулка.

– Послушайте, Гастингс. Карлотта Адамс не принимала веронал.Так утверждает Люси Адамс, да и я полагаю, что это правда. Она была спокойной,здоровой девушкой, не расположенной к подобного рода пристрастиям. Ни друзья,ни горничная не видели у нее прежде этой шкатулки. Почему же тогда онаоказалась у нее в сумочке? Потому что кто-то хотел создать видимость, что онапринимала веронал, причем достаточно долго, по крайней мере полгода. Представимсебе, что она встретилась с убийцей после убийства. Он наливает ей вина,предлагает отпраздновать выигрыш пари, и она не знает, что в ее вине стольковеронала, что она уже никогда не проснется.

– Ужасно, – сказал я, вздрогнув.

– Да уж чего хорошего, – сухо отозвался Пуаро.

– Вы собираетесь рассказать об этом Джеппу? – спросил ячерез минуту-другую.

– Не сейчас. Что я ему скажу? И что мне ответит наш милыйДжепп? «Очередной миф! Она просто взяла лист, половина которого уже былаоторвана». C'est tout[58].

Я виновато опустил глаза.

– Мне нечего будет возразить ему, потому что этодействительно могло быть так. Но я знаю, что это не так, потому что не должнобыть так.

Он замолчал и мечтательно улыбнулся.

– Подумайте, Гастингс, если бы это был аккуратный человек,человек порядка и метода, он бы отрезал страницу, а не оторвал ее. И мы ничегобы не заметили. Ничего!

– Значит, мы можем предположить, что он – человекбезалаберный, – сказал я, улыбаясь.

– Нет-нет. Он скорее всего спешил. Видите, как неаккуратнооторвано? Да, у него наверняка было мало времени.

И, помолчав, Пуаро добавил:

– Я думаю, вам ясно, что у этого Д. – прекрасное алиби.

– Не понимаю, какое у него вообще может быть алиби, еслисначала он убивал лорда Эджвера на Риджентгейт, а потом встречался с КарлоттойАдамс?

– В том-то все и дело, – ответил Пуаро. – Ему нужнонеопровержимое алиби, и он, без сомнения, о нем позаботился. И еще одно:действительно ли его имя начинается с «Д», или это первая буква прозвища,которое было ей известно?

И добавил после паузы:

– Человек, имя или прозвище которого начинается с «Д». Мыдолжны найти его, Гастингс, мы должны найти его.

Следующий день начался с неожиданного посещения.