– Считай, что уже свалил, скажи только, что союзнички и где Алва?

– Бруно пишет – эйнрехтская армия тоже отступает, и как бы не быстрей горников. Пустится ли старый бык в погоню, пока не ясно. Алву где-то носит, точней тебе разве что звезда Ретаннэ скажет.

Пара ушедших вперед дозорных выскочила на холм с плоской вершиной и закружила коней в странном танце. Такого Робер еще не видел, но пляшущие в сумерках уже почти черные всадники манили не хуже ночных костров.

– О, никак наших заметили, – объяснил завороженному гици Пишта. – Ты глянь, они еще и сабли кажут! То не просто наши, то господарь какой, и как бы не крови Балинтовой.

Да кто бы ни был, не ждать же на дороге, когда можно лететь сквозь закат к чернеющей гряде.

– Мы к ним сейчас ближе, чем Гашпар, – Эпинэ подмигнул одолженному ему до конца рейда адъютанту. – Поскакали?

– А поскакали! – Пиште просто любопытно, а вот ты не можешь стоять на месте. Не можешь, и все! – Кабы только в колдобину какую не влететь!

– Не влетим. Догоняй…

– Ой, гици!

Пишта сразу отстает, странно, конь у него если и хуже, то немногим. Небо становится чисто-алым, как будто в нем зацвели маки. Они клонятся под ветром, и среди них пляшут кони, белые и черные… Солнце слепит, но горизонт уже вскипает будущей грозой. Неизбежной, желанной, прекрасной!

Это недолго, минута песни, не больше, и вот он, холм, над которым висит одинокая звезда, та, что плескалась в барсинском колодце, та, что снилась. Ховираш в несколько прыжков взлетает к вершине. Коротко и радостно ржет чужой конь, алый шелк становится сумеречно-зеленым, и на него серебряным шаром выкатывается луна. Ночью в снегах будет видно далеко…

– Добрый вечер, сударь! Вам, часом, не худо?

Уилер! И в самом деле, кого своего тут встретишь, кроме «закатных кошек», но если здесь Уилер, то и…

– Радуйтесь! – велит на алатском, возникая из-за спин дозорных… дриксенский фельдмаршал! – Молодец, что при Эмиле не сидишь!

– Леворукий, ты?! – Ну, Рокэ, ну устроил! – Откуда?

– С северо-запада. Ну что, Гашпар, с праздником! Ночь тает.

– И тебе радоваться, побратим братний! – сияющий Гашпар, и когда догнать успел, раскрывает объятия. – День растет. Докладывать надо?

– Как хочешь, брат побратимов! Не скромничай только!

Веселый гомон, старшие витязи друг за другом одолевают склон. Они еще не знают, кто их нашел, но уже радуются. И Коломан в этой радости первый.

– Не скромничай, – требует у Карои чернобровый витязь, – нечего нам скромничать!

– Ну и глупость та скромность…

– Дело сделали, гордиться надо!

– А дело славное!

– И вправду славное, – смеется Гашпар, – ну, слушай. Поначалу мы рейтар били. Сперва дважды на реке, а потом, как пришел приказ идти вперед, в поле. Побили, дальше пошли и напугали пехоту, ту, что на левом гусячьем крыле в резерве была. Эти выжарки ходячие остановились, в бой не пошли, так мы дальше до их второй линии прогулялись. Если кто под сабли лез, рубили, но больше беспорядок наводили. Жаль, Лагаши я с господарем сакацким отпустил, без него сегодня как без рук было! Лучше легкоконных в таком деле не найдешь, ну да и мы управились. Не рейтары, чай, можем и на кабана, и на гуся, и огород, коль не тем зарос, потоптать… По всему их тылу прошлись, от одного крыла до другого. Как гады отступать начали, мы к своим повернули, а тут ты, как есть смерть вражья! Значит, будет еще дело, ты на закате зря разъезжать не станешь.

– Зачем зря? – Рокэ не отрывал взгляда от остановившейся колонны. – Здесь все? Пики остались у кого? И как коней, не вовсе заморили?

– Да, все тут. – Гашпар уже рвался в бой, и как же Робер его понимал! – Без малого полторы тысячи, но сотня с лишком – не бойцы, в седлах держатся, и ладно. А кони… На один удар хватит, больше вряд ли. Пики остались, на треть сокольца наберем точно.

– Тогда слушай. Парни Антала неподалеку углядели полк «крашеных», и с ними полстолька приблудных. То ли отбились от своих, то ли решили к горникам перейти, но отпускать их нельзя. Хотят, пусть возвращаются к фок Ило, хотят – замерзают тут, но у Гетца им делать нечего, у него и так слишком много перьев осталось. Вот мы и пошли, – кивнул Рокэ на выстроившихся чуть поодаль «фульгатов».

– Так ты за «гусями» гнался? – не выдержал Эпинэ, хотя, кажется, уже можно было привыкнуть. – За полком? С эскадроном легкоконных?

– И что? – Алва погладил по шее изрядно притомившегося мориска. – Закружить и придержать до темноты, если умеючи, можно, но я на вас ставил. По времени Гашпар должен был оказаться поблизости, а найти, кого душа просит, я могу.

– То и Балинт мог, – засмеялся Карои, – да и со мной случается. И чего б нам в самом деле не довеселиться, а, витязи?

– А как иначе? – удивился Коломан. – Никак.

– Будто не хватало чего… Вроде и ел, а все не сыт.

– Кренделя тебе не хватало!

– Под чарку.

– Такого кренделя мне всегда не хватает. Ну что, идем?

– Идем, – Алва бросил плащ на снег и принялся расстегивать перевязь. – Доломан на эту красоту кто-нибудь не сменяет? А к нему и саблю бы хорошую.

– Коня б тебе еще другого взять, наши посвежее будут. – Гашпар завертел головой и увидел, кого хотел. – Пишта!

– Сейчас, гици, – адъютант уже разворачивает гнедую… – Знаю, где возьму.

Луна поднимается все выше, словно подхватывая оброненный истекающим кровью днем свет. Ночь не будет темной, ночь будет жаркой. Силы еще на одну схватку найдутся, а желания на все четыре достанет. Хоть сейчас клинок из ножен и вперед.

– Что, Ро, – Алва тоже смотрит в уходящие к горизонту пустоши, – радуешься?

– Радуюсь… Странно, вроде и не с чего особо!

– Как это не с чего?! – Коломан удивлен и возмущен, Гашпар просто удивлен, глаза Алвы все же смеются. – Победа ж, и день растет!

– Хорошо, что напомнил, – Рокэ принимает у Коломана флягу. – Сегодня не успеть, а завтра с вас мешанка. И дельце для самых рьяных! Коломан, не для тебя ли?

– Для кого ж еще? Имре-то нет больше! Хорошо ушел, всем бы так…

– Коли гици дозволит, – Уилер с тройкой «фульгатов» туманными змеями просачиваются меж могучих алатских коней. – Китовники обнаружены, так и жарят на восток.

– Жарят, жарят, да подгорит!

– Перца им…

– Какая ж выжарка без перца?

– О главном, витязи. – Голоса Рокэ не повышал, но замолчали все. – Скоро ночь, кони устали, а дело сделать нужно. Поэтому все, что осталось, вкладываем в один удар. Чтоб ни строя у них не осталось, ни порядка. Прорваться к знаменам, офицеров достать непременно. За ранеными и одиночками особо не гоняться, тут как зима решит.