Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тоби и Корва переглянулись. Джайзир же уставился в пол. Потом Тоби вздохнул:
– Меня что, теперь каждая собака знает?
Человек в военном скафандре усмехнулся:
– Понятия не имею о том, что ты сотворил с моими ботами, но я не позволю тебе использовать их. Если хоть один дёрнется, я пристрелю твоего дружка.
– Похоже, у нас пат.
– Не совсем. Лифт вон там. Пойдём.
Он попятился.
– Корва, извини, – промямлил Шайлиф. – Мне прямо разум отшибло. Когда опомнился, было слишком поздно, и …
Тоби всегда думал, что Шайлиф, такой большой и сильный, наверняка – отличный боец. Но схвативший его человек был в экзоскелете, и мог раздавить ему горло, едва шевельнув рукой.
Наставник, держа Шайлифа, медленно пошел по коридору, а когда скрылся за поворотом, трое приятелей неохотно отправились следом за ним. Из-за угла послышался голос:
– Тоби, я рад, что ты не потерял чувство юмора. Оно мне всегда нравилось.
– Что?
– Это Наставник, – прошептала Корва. – Один из первых колонистов Седны. Ты же не думаешь, что в гибернацию ложилась только твоя семья?
Раньше он об этом не задумывался. Тоби тряхнул головой. Эх, слишком всего много, и сразу.
Затем он крикнул:
– Эй! Как там тебя? Прошло сорок лет!
– Да уж, Тоби, да уж. Иди сюда!
Человек поджидал их у лифта. Рядом стояли четыре военных робота.
– В лифт! – приказал человек, нервно поглядывая на ботов.
Тоби мог подчинить их, но боялся, что не сможет сделать это незаметно, и тогда Шайлиф умрет. Наставник протиснулся в двери, толкая заложника перед собой.
– Ты столько проторчал в своих чёртовых играх, что меня и под дулом пистолета не вспомнишь, – проворчал человек, взглядом приказывая кабине трогаться. – Я – Натан Кенани.
Тоби присмотрелся и вдруг узнал это лицо, ставшее теперь морщинистым и усталым.
– Натан!
Это действительно оказался Кенани, композитор.
– Рад тебя снова видеть, парень! – сказал он и, отпустив Шайлифа, пихнул его к остальным. – И ещё рад, что ты не забыл меня.
– Ну конечно, я помню! Знаешь, мы с Питером использовали твою музыку в игре.
– Уж я-то знаю. Твой братец сделал из моей пьесы гимн, чтоб его! И когда я вижу невинного юнца, самозабвенно, со слезами на глазах орущего этот самый гимн, у меня мурашки бегут по коже.
– Извини. Но это точно не моя вина.
– Не твоя? Ты же его и приохотил к играм, – Кенани широко взмахнул пистолетом. – Игровую терапию придумал ты. Я всё помню.
Натан ухмыльнулся, и его худое лицо стало похожим на акулью морду. За спиной мужчины сверкнула молния.
– Она в курсе? – спросил он, взглянув на Корву.
Тоби покачал головой.
– Так они совсем ничего не знают? Эй, Тоби, ты ещё помнишь, что такое овцы? Мы с Питером иногда перешучиваемся по этому поводу. Здешние люди никогда не слыхали про овец. Если бы слыхали, то лучше бы поняли своё положение.
Тоби почувствовал себя донельзя мерзко.
– Если синхромир – настолько гнусная штука, что ты делаешь здесь? Есть же и другие, целое поколение. Неужто вы все решили слепо пойти за Питером?
– Кое-кто не смирился. Дрался. Но во всякой драке есть победители и проигравшие. Я решил быть с победителями. Они – то есть мы – всё, что осталось. И мир вокруг тебя вовсе не гнусный.
Он смотрел на приближающийся город, все еще держа Шайлифа под прицелом.
– Тоби, ты знаешь, кто такие Наставники?
Тот частенько слышал это слово в лекциях, но подобных терминов там хватало с избытком. Попытка за неделю изучить историю синхромиров у кого угодно кончится полной кашей в голове. Как тут разобрать, на что обращать внимание в первую очередь?
– Кажется, что-то вроде полиции, – проговорил он неуверенно.
– Если не нравится синхромир – пожалуйте за порог в любое время, – буркнул Кенани. – А те, кто хочет остаться, должны следовать нашим правилам. А они очень простые: хочешь жить в синхромире Питера – ассимилируйся. Это значит, живи, как мы – как ты, Тоби, как твоя семья, как я и все начинавшие синхромир. Ты знаешь, что к нам каждый год иммигрируют миллионы людей? И большинство из миров, чья культура отстоит от нашей на десять тысяч лет, и говорят они на языках совершенно чуждых нам. У иммигрантов совершенно иные представления обо всем – о семье, морали, одежде. Если мы позволим чужакам сохранять свои обычаи и законы, наш мир развалится. Да, чёрт возьми, поселенцы, прилетевшие сегодня, на триста шестьдесят лет старше тех, кто прибыл с той же планеты год назад. Мы – единственное, что есть общего у этих людей. Наставники всего лишь учат жить в нашей культуре.
– Люди поклоняются вам как богам, – с упреком проговорила побледневшая Корва.
– Что мы не слишком поощряем, – ответил Кенани и насмешливо добавил, обращаясь к Тоби: – В отличие от твоей сестры.
– Эвайна, – к горлу Тоби подкатил комок.
Он, старший из детей Макгонигал, в ответе не только за то, что стало с Питером, но и с ней. Когда она носились по жилым помещениям комплекса на Седне, распевая песни, Тоби радовался всей душой и чувствовал, что может расслабиться хоть на минуту. А когда она замолкала или запиралась в комнате, он слонялся по залам, придумывая чем бы её расшевелить и порадовать: игру, подарок или шутку. Ведь он умел сделать счастливыми и своего брата, и сестру.
– Как она?
Кенани смутился, а потом просто рассмеялся.
– Знаешь, ты, наверное, первый, кто за последние десять тысяч лет так спрашивает о ней.
– Я хочу с ней встретиться!
И снова, к удивлению Тоби, Кенани рассмеялся:
– Именно это я и хочу тебе устроить.
– Погодите, как же, – перебила его Корва. – Вы же – Наставник, вы работаете на Питера Макгонигала!
– Я? Работаю на него? Сейчас? – Кенани задумался, словно находил это утверждение странным. – Если так, то, может, мне стоит исполнить приказ Питера?
– Какой же?
– Убить тебя, конечно.
– Нет! – выкрикнул Тоби, ступая вперёд, стиснув кулаки. – Питер не может желать мне смерти!
– Ты прав, он не желает смерти брату, Тоби Уайатту Макгонигалу, – печально сказал мужчина. – Но Владыку Времени, Того-Кто-Вернётся и приведёт Вселенную к совершенству после четырнадцати тысяч лет ожидания, – Питер убьёт не задумываясь.
– Но я – никакой не Владыка. Он это знает. Ты это знаешь.
Кенани пожал плечами, скафандр едва заметно шевельнулся.
– Да, я знаю, и он знает. Ещё знает часть Наставников. И это – всё. Остальное человечество и немалая доля нечеловеческих цивилизаций в нашей части Вселенной смотрит на тебя совсем по-другому. Питер это очень хорошо понимает – равно как и то, что ему сулит твоё пришествие.