– Это я говорю тебе: здесь моя кровать, моё место, мои вещи! И в них кто-то рылся и украл лекарства! Не ты ли?

Красивая оторопевает и делает шаг назад.

– Я не рылась ни в чьих вещах и тем более ничего не брала! – говорит она громко, но уже не орёт.

Мне бы тоже не мешало успокоиться. Может быть, тогда я начала бы замечать некоторые важные вещи и придавать им значение, как, например, быстрый и короткий взгляд Красивой в сторону Цыпы.

Я знаю, что Красивая ненавидит Цыпу – об этом знают все – поэтому не придаю этому взгляду никакого значения.

– Девочки, хватит вам ссориться! Полно же кроватей – выбирайте любые, парни всё равно здесь жить не будут, – предлагает Уверенная.

Она права. Тут девятнадцать кроватей – сделали на всякий случай. Когда второй сруб будет готов, их просто перенесут туда.

– Ещё как будут, – усмехается Цыпа.

Все присутствующие смотрят на неё в недоумении.

– С чего бы это? – холодно уточняет Красивая.

– Придёт время, сами всё увидите и сами же этого захотите.

Я ничего из сказанного не понимаю, поэтому ищу ответы на лицах других – но там не больше понимания, чем у меня. Судя по выражению Красивой, Цыпа…

– Дура, – констатирует Красивая себе под нос и отворачивается – собирать по полу свои вещи.

Рэйчел ничего не говорит, только глубоко и громко вздыхает.

Из-за стресса или пережитого страха, а может быть, из-за чего-нибудь ещё в тот вечер во мне поселяется новое и очень приятное чувство принадлежности. Будто бы я не существую сама по себе, а являюсь составной частью чего-то большего, лучшего, важного. И это не все мелькающие передо мной люди – чем их больше, тем обычно сильнее моё чувство одиночества. Всё дело в нём – в Альфе. Меня тянет к нему с такой силой, что я всё время ищу его глазами, хоть и знаю, что он занят поисками Даны.

Во мне словно бы загорелся огонь, и теперь ждёт того важного момента, когда его позовут в дом и предложат поселиться в очаге. Короче, я очень хочу, чтобы он предложил мне стать его парой. Может, и было у него что-то с Цыпой, но ведь и в таких делах люди могут ошибаться?

Дану нашли в тот же вечер. Леннон хоть и не вытащил её на вершину скалы, но жизнь ей всё-таки спас: в том месте, где их обоих настигла вода, течение уже было вполне совместимым с жизнью. Дана уцепилась за ствол сосны и висела на нём, пока уровень воды не спал. Мокрую, поцарапанную, но живую и с целыми руками и ногами её и нашли в лесу.

– Я ненавижу своё тело! – жалуется она нам – девушкам – в срубе, освещённом языками огня из печи. – Теперь твёрдо решила во что бы то ни стало похудеть! Это так страшно… это было так страшно!

Все очень сочувствуют ей и дают советы.

– Возьми одну небольшую ёмкость и назначь своей порцией. Что бы мы ни ели, ограничивайся тем, что в неё помещается! – наставляет Красивая.

А я думаю: всё бы это работало, если бы мы не привыкли наедаться с запасом, как только для этого представится возможность, потому что никто не знает, когда посчастливится произойти следующему приёму пищи. Только с появлением красной рыбы в этом вопросе наметилась относительная определённость, но ведь её запасы не будут длиться вечно, и рассчитать, сколько нам нужно на зиму, довольно сложно. Мы ведь сейчас не едим одну только рыбу.

Я вообще много о чём думаю. Например, о том, что Дана нашлась, все живы и целы. Можно расслабиться и вспомнить о… я даже не знаю о чём. Когда мы поднялись на скалу, и он смотрел на меня, мне показалось, что вся эта история про пару – правда, и эта пара – мы с Альфой. Но вот началась обычная повседневная жизнь, и всё вернулось, как было: он работает, охотится для Цыпы, ей же улыбается, когда она говорит ему в тысячный раз, какой он самый умный и самый классный, и что без него она умерла бы с голоду. На самом деле, после цунами я ни разу не видела их вместе и наедине. Цыпа живет вместе со всеми девушками в срубе, а Вожак построил себе новую хижину, как и все остальные парни.

Оставшись без жилья, мы, то есть, только девушки, перебрались в сруб. И здесь, хоть и далеко до берега, теплее и безопаснее. У каждой имеется свой угол – кровать и полка над ней для личных принадлежностей, небольшой столик и стул, чтобы уединиться за женскими делами. Всего в нашем доме девятнадцать спальных мест – это на тот случай, если строительство мужского сруба не закончится до морозов – как и планировал с самого начала Альфа. А пока, покончив с поисками Даны, парни взялись строить себе хижины-времянки – Альфа выделил на это ровно один день. Я не понимаю, зачем? Почему парни не могут жить вместе с нами? Для чего нужны эти лишние траты сил и времени? Какая к чёрту разница, если мы уже жили одной кучей просто на земле без всяких шалашей и срубов? Какая разница, если большая часть деревни уже видели друг друга без одежды? И не только видели.

По плану мужское общежитие будет меньше – всего на девять мест, а значит, строить его будет быстрее и проще, но дело движется уже не так бойко, как с первым домом. Парни устали.

– До зимы всё равно успеем, – заверяет Леннон, аккуратно отделяя рыбную кожу от мяса зубами.

Да, торопиться некуда – осень здесь неспешная, тёплая, сытная. Даже усыпляющая.

– Общежития всегда нужны, – как-то заявил нам Альфа. – Поверьте, они никогда не будут пустыми. Даже когда мы построим достаточно домов для пар, всегда найдутся люди, кому общежитие станет домом.

Не все поняли, что он имел в виду. Но я, кажется, поняла. Многие ссорятся, а некоторые даже до драк. Вначале целуются, откровенно ласкаются, лёжа на песке и не заботясь о других жителях деревни, потом кричат друг на друга. Я даже видела, как выплеснулась слюна изо рта Рауля, когда он просил Красивую закрыть рот.

Рауль очень крупный парень и очень нервный. Он бы легко занял место Альфы, если бы тот не стал раздавать указания первым. Рауль пытался сместить авторитет Первого, убеждая парней, что выживание – личное дело рук каждого, и что навешивание нужд Даны и Цыпы на плечи остальных – это социализм, на который лично он подписываться не собирается. Тогда же, когда он впервые озвучил эту мысль в самый удобный момент – момент одного из первых походов Альфы вслед за ворами наших рюкзаков – женская половина коллектива целиком осталась без еды, не только мы с Цыпой. Но фокус состоял в том, что стоило Альфе вернуться, одного его присутствия было достаточно, чтобы люди беспрекословно вставали на его сторону. Когда Альфа ушёл на девять дней вершить казнь, ни один парень даже не говорил с Раулем – к сожалению, это не я так политически наблюдательна, это Рэйчел.

– Ты представляешь, насколько органично его лидерство? Оно естественно, легко и без всякой натуги ручьём льётся из его природы. Все его решения, какими бы они ни были, он принимает, слушая внутренний голос, но со стороны это поступки лидера!

– Он принял на себя ответственность за казнь, и он был готов совершить насилие – это пугает людей, а значит, подчиняет, – спорю я.