– Нож я прокипятил… – неуверенно сообщает он.

– Бритву тоже можно прокипятить. Во всяком случае, это лучше, чем резаться ножом.

Альфа явно в затруднении. По его лицу видно, что он не хочет принимать дар Цыпы, хоть это и упростило бы его жизнь, хотя, как знать, может, ему проще ходить порезанным, нежели водить по щекам лезвием, которое до этого побывала на ногах, подмышках и ещё кое-где у Цыпы.

Я снова сдерживаю рвотный позыв, и видимо издаю неприличный звук, потому что все присутствующие переключают свои взоры на меня.

– Извините, – машинально выдаю.

– Альфия, – начинает Вождь, – спасибо, я очень ценю твой… э, твою щедрость, но я справлюсь ножом.

Я замечаю, что она какая-то бледная. Такое чувство, что от грязных волос Даны тошнит тут не только меня.

– Как хочешь, – говорит она. – Если передумаешь, я всегда рада поделиться с тобой всем, что у меня есть.

– Спасибо, – ещё раз благодарит он.

Не знаю, предлагала ли она ему свой спальник, но сегодня утром он был на месте – на её кровати. И вот я думаю, может, Альфе было неприятно брать мой? Но он не отказался. Наверное, потому что я сказала ему, что постирала его. А спать на улице всё-таки холодно.

Вода сошла, оставив вместо нашего леса, непроходимую свалку. Теперь задача номер один – расчистить проход к морю – нашему основному источнику пищи. Красная рыба больше не идёт по ручью – может, из-за цунами, а может, просто закончилось время её нереста, и без моря нам никак нельзя.

На расчистку дороги к морю у нас уходит почти три дня. Работают все, включая Дану.

Цыпа коротко со мной здоровается, как будто нехотя, по принуждению, и сразу отворачивается. Словно, будь у неё такая возможность, она бы не открыла мне дверь и не здоровалась бы вовсе. Но у нас нет личных дверей пока ещё, только общая. Все мы вынуждены сосуществовать в этом пространстве, сожительствовать.

Я решаю, что быть не в духе имеет право каждый, и Цыпа не исключение. Невзирая на низкокалорийную пищу, она, похоже, набирает вес. Может, на фоне всех стрессов, в том числе и пищевого, у неё возникло какое-нибудь нарушение обмена веществ?

Днём она всё время занята хлопотами по кухне. Утром был отлив – сегодня день моллюсков, и она целиком отдаётся процессу их приготовления. Я несколько раз предлагаю помощь, но она решительно отвечает, что справится сама.

На следующий день её как будто отпускает: настроение резко меняется на дружелюбное. Такой я её помню с самого начала, ещё до того, как с ней произошло событие, суть которого так и остаётся для всех тайной за семью печатями. Я не задаю вопросов – знаю, если захочет, расскажет сама, в чём была её вчерашняя проблема, но скорее всего мне никогда об этом не узнать, как и того, что с ней произошло уже больше пятидесяти дней назад.

Вооружившись раковинами когда-то съеденных моллюсков, мы старательно отчищаем шелуху с выловленной недавно рыбы. Их целых три штуки, и они довольно крупные. Все, конечно, пробиты копьём в области жабр – ребята уже так наловчились на них охотиться, что бьют метко, мясо не портят.

– У меня опухают руки, – жалуется Цыпа с печалью в голосе. – Это не очень заметно?

– Да нет, я ничего такого не заметила, – честно говорю. – Но ты как будто немного прибавила в весе в последнее время.

– Да? – с удивлением спрашивает и престаёт чистить. – Альфа говорит, я очень красива.

О… неужели? Он умеет делать комплименты? Ах да, конечно же умеет. Только не все их заслуживают.

– Ну… ему виднее.

А что ещё я могу сказать?

– Ой, – всплёскивает руками она и совсем уже бросает импровизированных кухонный нож. – Он говорит, в лагере все девушки прекрасны, если честно! – смеётся.

– Кроме одной… той, у которой лицо лошадиное, – делаю предположение.

Она сразу перестаёт улыбаться и бледнеет.

– Помнишь, тот день, когда мы вместе с Альфой смотрели красный закат? – спрашивает.

– Ну… помню.

Она молчит, хотя я жду от неё очередного признания о нелицеприятности его мыслей на мой счёт.

– Ну? – напоминаю ей.

Но когда поднимаю глаза, она выглядит уже не бледной, а белой. И губы у неё серые.

– Мне нехорошо, если честно… – признаётся.

Потом резко срывается в направлении кустов, и там её тошнит. Я бросаю, чем была занята, и бегу к ручью с глиняной плошкой – набрать воды, чтобы она умылась.

– Наверное, рыба с вечера успела подпортиться… – соображаю, пока она ополаскивает рот, смачивает лоб и виски. – Странно, что другие чувствуют себя хорошо. Наверное, желудок у тебя слабый.

– Слабый, – обессиленно кивает она. – Но рыба не была порченной. Это другое.

– Что? – интересуюсь я.

– Пойду полежу. Сможешь сама закончить?

– Конечно.

Active Child – In Another Life

Ещё несколько дней спустя случается шторм. Вначале мы всей деревней пьём чай из сухих фруктов на самом краю скалы и наблюдаем за тем, как беснуется океан у подножия: снова и снова пинает камни, тягает туда-сюда стволы и ветки. Даже холодный ветер и дождь не сразу загнали нас в сруб – каждому хотелось насладиться триумфом маленького человека над суровым величием природы.

Хорошенько промёрзнув, мы всё-таки полным составом собрались в доме – ужинать. После еды Красивая предложила всем поиграть в шарады. Парни конечно же сразу отказались – им нужно обсудить дальнейшие планы по строительству второго сруба – но очень скоро передумали и впервые за все месяцы в нашем обществе случилось повальное веселье.

Мы больше не зависимы на все сто процентов от океана: если погода не позволяет рыбачить или моллюсков по какой-либо причине нельзя добыть, у нас есть запасы рыбы, сухих фруктов и ягод, орехов. Мы не мёрзнем и не болеем от переохлаждения: у нас есть сухой и тёплый дом, мы построили печь и можем готовить еду даже в непогоду.

Я разглядываю счастливые, увлечённые игрой лица соплеменников и думаю о том, что строили, ловили, заготавливали, конечно же, все, все работали, каждый внёс свою лепту. Но если бы однажды один единственный человек не велел строить этот дом на возвышении, если бы не продумал и не предусмотрел подпол, ничего этого не было бы. Мы все сейчас снова были бы бездомными и спали на сырой земле, устланной еловыми ветками, с той лишь разницей, что с того момента, как все мы очнулись, ночная температура значительно упала. Парни всё ещё спят в своих хижинах, но долго это не продлится – с каждым днём всё сильнее холодает. Умник говорит, что сейчас мы, скорее всего, в конце августа – начале сентября – точно сказать нельзя, поскольку мы не знаем, на какой широте находимся.

Шторм прекратился четыре дня спустя. Этого времени океану хватило, чтобы полностью расчистить свои пляжи: если бы не уничтоженный лес, сложно было бы сказать, что цунами вообще было.