– В гостиницу, в самую шикарную, – велела «ваньке» княгиня.

Раз всего на день, зачем экономить?

Извозчик привез их в самый центр – к пересечению Охотного Ряда и Тверской, где в окружении одноэтажных трактиров выделялось массивное здание гостиницы с чудаковатым для питерского уха названием «Лоскутная». Впрочем, название переулка, на который выходил один из ее фасадов, было еще смешней – Обжорный.

Номер оказался просторным, с бархатными шторами и драпировками, с мебелью красного дерева, с ватерклозетом и ванной.

– Гостиница давно построена? – спросила она коридорного, награждая гривенником.

– Десять лет назад. До того в Москве подобного комфорта не водилось. Мы первые были-с.

– А кто владелец?

– Максим Петрович, – ответил коридорный с присущей всем москвичам уверенностью, что их тузов знает вся империя. Но, заметив недоумение у княгини, тотчас назвал фамилию: – Попов. Неужто его не знаете?

Сашенька помотала головой.

– Известнейший купец, старшина Биржевого комитета, староста Успенского собора. Про него даже анекдоты ходют. Хотите расскажу?

Княгиня, удобно устроившаяся на широком диване, кивнула.

– Петр Петрович Боткин, тоже известный московский купец, всегда раньше по праздникам приезжал в Успенский собор к чудотворной иконе Божьей Матери. А приложившись, снимал горевшую перед ней лампадку и выпивал из нее масло.

– Зачем? – удивилась Сашенька.

– Считал, что целебное. Однажды за этим занятием его застал Максим Петрович и страшно осерчал. Масло-то в лампадку столь чтимой иконе заливал шибко дорогое, оливковое, первой выжимки, и не откуда-нибудь, а со Святой земли. Если же Боткин считает его целебным, пусть сам и закупает, кошелек ему позволяет. Вслух, конечно, Петру Петровичу этого не сказал, но на следующий праздник распорядился залить в лампадку самого дешевого керосинового масла. Боткин явился не запылился, приложился, снял лампадку, выпил. А внутри-то – дрянь. А выплевывать неприлично, пришлось ему ту гадость глотать. С большим возмущением пришел он к Попову: «Как же вам, Максим Петрович, не стыдно так мелочно экономить? Перед чудотворной иконой зажгли лампадку, подумать только, с керосиновым маслом! Грех это ваш большой-большой». А Максим Петрович ему в ответ: «Что вы, Петр Петрович, масло то же самое, что и всегда. Просто, думаю, Владычице не нравится, что Вы ее без света оставляете». С тех пор Боткин в Успенский собор и носа не кажет.

Сашенька для приличия рассмеялась и дала еще один гривенник.

Переодевшись с помощью местной горничной в свежее платье, княгиня вместе с сыном отправилась осматривать Москву. Володя, которому было достаточно лишь раз прочесть книгу, чтобы потом по памяти цитировать из нее целые страницы, служил матери чичероне[63]. В Петровском дворце к ним даже примкнули другие посетители, так интересно он рассказывал. После обеда отправились в Кремль. Перво-наперво мальчик потащил мать в собор Спаса, что на Бору, чему она сильно удивилась. В юные годы Сашенька, как и все Стрельцовы, была очень набожной. Но после замужества не без влияния Диди (который называл себя то агностиком, а то и вовсе атеистом) церковь посещать перестала. Только ради приличия иногда по воскресеньям водила туда детей. Откуда вдруг у шестилетнего Володи такое рвение?

Мальчик ей объяснил:

– Москва в древности была деревянной и часто горела. И только храмы тут строили из камня. Потому лишь они с тех времен и остались. Представляешь, в церкви, что на Бору, молился сам Иван Калита! Мы ходим по тем же камням, что и он. Давай завтра съездим в Троице-Сергиеву лавру, там Сергий Радонежский благословлял Дмитрия Донского. А послезавтра в Новодевичий монастырь.

– Хорошо, конечно, – заверила сыночка Сашенька.

Она-то надеялась, что шестилетний мальчик быстро устанет от древностей, захочет домой, к коту и игрушкам. Что ж, придется схитрить. Не изобразить ли ей завтра утром мигрень? Володя знает, что матери от нее помогают только чудо-шарики, купленные в прошлом году в одной ораниенбаумской аптеке. Придется соврать, что забыла их в петербургской квартире. Что станет отличным предлогом прямо с поезда ее посетить. Сашенька примет там шарики и скажет, что ей нужно полежать пару часиков. Тут-то Диди и явится…

Театры из-за Петровского поста были закрыты, поэтому вечер пришлось посвятить магазинам Кузнецкого Моста и Неглинного проезда. Там-то в лавке сына Шумахера – большой выбор иностранной и здешней обуви – они и наткнулись на троюродную тетушку Сашеньки Анисью Ивановну Ейбогину.

– Александра! Неужто ты? – окликнула она племянницу низким басом.

За прошедшие двадцать лет Ейбогина ни на йоту не изменилась: все такая же сухонькая, морщинистая, даже капот на ней, казалось, был прежний. Но сама Сашенька с тех пор превратилась из юной отроковицы в бальзаковского возраста даму. Как же тетушка ее узнала?

– Анисья Ивановна, какая встреча!

– Почему не сообщила о приезде?

– Так я проездом, всего на полдня, – попыталась выкрутиться Тарусова.

– На полдня? А что ты тогда в гостинице позабыла? Тут Сашенька и поняла, как Ейбогина ее узнала – по голосу. Она ведь только что дала посыльному поручение доставить ее покупки в «Лоскутную».

– Не хотела вас тревожить…

– Что за глупости? Это в вашем Питере гостям не рады, в Москве гость – в дом, Бог – в дом, – с пафосом произнесла Ейбогина и тыкнула пальцем в Володю. – Сын, внук?

Сашенька поняла, что мужчины давно лукавят, когда говорят, как молодо она выглядит.

– Сын. Младшенький, – вымученно улыбнулась она.

– Крепенький какой! – погладила Ейбогина Володю по голове.

Сашеньку передернуло – теми же словами в прошлый приезд Анисья Ивановна похвалила поросенка, бегавшего по заднему двору, и тут же приказала зарезать его к столу.

– Ну, все туфли уже перемерила? – строго спросила тетушка.

У Сашеньки екнуло сердце – сейчас пригласит в гости. А отказать нельзя, иначе обидится и ославит на всю Ивановскую. Отец будет недоволен.

– Да, – кротко призналась княгиня.

– Тогда поехали, – произнесла тетушка и направилась к выходу. Сашенька с Володей двинулись за ней.

Ездила Ейбогина в том же ландо, что и двадцать лет назад. И кучер был тот же, только поседел и облысел. Даже кляча подозрительно напоминала прежнюю. Неужели та самая?

– Ну и как же твой князь поживает? – спросила Ейбогина, удобно устраиваясь на атласных подушечках. – Говорят, в аблакаты подался. Правда, что ли?

– Правда, – радостно произнесла Сашенька, гордившаяся успехами мужа.

– Грех это большой – мазуриков защищать. И чего он у тебя такой непутевый? То учительствует, то статейки в газетку строчит… Разве князьям сие по чину? Князья полками должны командовать, на худой конец – департаментами.