Он берет мою руку в свою, проводя пальцем по моим тонким венам. Я морщусь, испытывая боль – я еще не скоро забуду тиски от наручников.

Страшные картинки вновь всплывают в памяти: взгляд зверя, и то, как он толкает меня к зеркалу. Я чуть не расшибаю себе череп, а дальше начинается настоящая вакханалия, и насильник забирает мое тело, душу и остатки гордости. Запах крови.

Мне хочется забыть это. Забыть это все, и я позволяю себе увидеть в этом человеке, который сейчас трепетно гладит мое запястье, что-то большее. Я позволяю себе испытать к нему ответную нежность…

– Сто тридцать ударов в секунду, – констатирует Кай, при этом взгляд у него…как у ученного, который только что сотворил клона, или любое другое невероятное научное открытие. А потом он снова хмурится. – Иди ко мне, киса. Сделай мне приятно. Прямо сейчас.

Кай притягивает меня к себе, и в первый раз это не резко – это медленно, маняще и сладко. Его руки обволакивают мою талию, греют, не причиняя боли. Он держит меня так, будто я настолько хрупкая, что от его касаний могу рассыпаться. Будто он дорожит мной.

Я не понимаю, что Кай имеет в виду. Мой пульс подскакивает еще выше нормы, потому что я не могу поверить, что он просит меня заняться с ним сексом здесь. Где всего в метре от нас сидит водитель и ведет машину без единой эмоции на лице.

У этого человека нет никаких моральных пределов. А у меня они очень и очень четкие.

– Кай…прошу, не надо просить меня об этом. Я не могу…сейчас, – сейчас я не могу даже думать о своей роли. О том, что я договорилась с собой подчиняться ему. С меня на сегодня хватит. С меня хватило примерочной, когда я боялась, что в любую секунду нас могут застукать.

– Я что-то не понял, ты забыла свое место, шлюха? – он хмурит брови, и его хватка на моей талии в миг становится зверской. – Ты плохо уяснила мои слова при нашей первой встрече? Если я говорю сделай минет, ты что должна спросить?! – рявкнул он, да так, что теперь у меня нет никаких сомнений в том, что водитель нас прекрасно слышит. Мне тяжело дышать, пока его руки сдавливают мои ребра…Боже, да когда же это все закончится?!?!

– Ты помнишь, что ты должна у меня спросить, а?! – я начинаю вырываться, подсознание ищет пути спасения. Я не могу это сделать. Я никогда не брала в рот. Для меня – это что-то запретное, закрытое, страшное и неизвестное…

Да ладно тебе. А как же твои ночные фантазии? Неужели никогда ты этого не представляла? – навязчиво шепчет мерзкий голосок внутри меня и доводит до ручки.

– Сука! Бесишь, – орет он, пытаясь усмирить меня, вместе с тем расстегивает свои штаны. – От твоих сопротивлений я только тверже.

Я гляжу на Кая, на его дикую ухмылку и слетаю с катушек. Он не получит этого! Я не буду валяться у его ног, не буду этого делать, не буду преклонять перед ним голову и сосать его член…

Мечтая оставить красные полосы на чудовищно красивом лице Кая я с диким визгом начинаю царапать его, как дикая кошка. Мы пыхтим, рычим и оба задыхаемся, наши дыхания сплетаются в единый сумасшедший унисон полу-стонов и криков. Водитель молчит. Для него нас не существует.

– Нет! Ты не заставишь меня! – ору я во всю глотку, начиная чувствовать его кровь под своими ногтями. Ох. На, сука, на тебе мразь, я тебя без кожи оставлю, безумец…скальп с тебя сниму! – Не надо! Пожалуйста, не надо!

А потом подонок хватает меня за волосы и нагибает к своим штанам. Тыкает лицом. Я смотрю в его глаза, он опускает меня на колени – водительское кресло довольно далеко от нашего, и я без труда умещаюсь меж его ног. Его член расположился у него на прессе и достает почти до его пупа. Толстый и большой – нет никаких шансов, что он поместится у меня во рту…

Меня трясет, Кай оттягивает меня за волосы, заставляя взглянуть в его глаза.

Озноб пробивает мои кости, когда я гляжу в лицо Кая – я расцарапала его до крови, не сильно, но на встречах люди заметят, что кто-то подпортил ему физиономию. Но не это испугало меня, не это…

– Тебе придется заплатить за это, – я чувствую холодок у своего виска, и как что-то упирается мне прямо в висок.

Дуло. Дуло пистолета. Я в аду. Я в самом жутком из кошмаров.

Потому что, когда я гляжу в глаза Каю, я понимаю, что они вновь затуманены дымкой ярости, ненависти. Он слегка хватается за голову, словно она у него раскалывается, и закрывает глаза. А когда он открывает их я снова смотрю прямо в зеленую бездну глаз того чудовища, что изнасиловал меня на ковре у шкафа, связав и заломав руки.

Я плотно сжимаю губы, превращая их в тонкую линию. Подонка это злит еще больше, белки наливаются кровью. Помогите мне…а водителю насрать. Насрать, что в любую секунду его прекрасная рабочая машина будет в каплях моей крови. И…внутренностях.

– Рот открой, – он упирает дуло пистолета мне в губы. Снимает курок с предохранителя. Это уже за гранью. Настоящая игра со смертью. Холод стали пробуждает в моем теле отвратительно болезненные конвульсии, но Кай только сильнее зажимает меня коленями. Я не открываю рот, несмотря на все оттенки страха.

Ну давай стреляй, подонок. Рано или поздно ты все равно меня убьешь.

– Думаешь, я не выстрелю, шлюха? Открой рот, я сказал! Оближи этот сраный пистолет, давай-давай! – рявкает он, тыча дулом в мои губы.

Я боюсь только одного, что меня сейчас стошнит прямо на этот пистолет. И не только…ком в горле настолько огромный, что он пробирается выше и выше, лишь бы выйти из меня и освободить дыхательные пути.

– Давай порассуждаем, дорогая моя, Лейла. Мелисса, или как там тебя. Когда моя пуля пробьет твою голову, никто не будет о тебе грустить. НИКТО. Ты же одинокая шлюха, и всегда такой была, видимо, поэтому ты свои скучные статьи писала. Два года прошло, все давно о тебе забыли. Да ты же никому никогда не была нужна. Ненужная игрушка. Так что радуйся, что я уделяю тебе столько времени. Хотя, поверь, и я долго грустить не буду, когда убью тебя, – не знаю, как ему удается сказать именно то, что вызывает во мне рыдания, и как следствие раскрытие рта.

Он вскрывает мне череп. Дергает за оголенные нервы. Давит и нажимает на самые болезненные струны сознания и эта боль, доходит до самых недр моей души.

Я рыдаю с пистолетом во рту, но будто не нахожусь в этом кошмаре физически. Мне хочется думать, что все это происходит не со мной. Пусть это происходит с Лейлой.

Я вижу странные картины, я заперта в четырех мягких стенах, мои руки и ноги связаны…тело истерзано. Вот он внутренний портрет Мелиссы Харт, внутри меня.

И самое ужасное это то, что она, правда, никому не нужна. Одинокая, одинокая, одинокая…

– Соси хорошо, иначе психану, – теперь я точно могу сказать, что познала настоящий ужас. Вкус пистолета? Какой он на вкус? Это не вкус металла и материалов, и даже не запах пороха. Это вкус смерти, запах страха.