Я замолкаю и уже про себя спрашиваю: «Почему она просто не могла меня обнять и сказать, что любит? Почему это было так сложно для нее? Неужели, никто все эти годы не видел, что я совсем один? Что у меня никого нет…»

— А я дорожу только воспоминаниями. — Срывающимся голосом говорит Марта. Ее пальчики впиваются в мою кожу. Она и сама будто съеживается, становится меньше. — Кроме них у меня ничего нет.

— А дом? Семья?

Она заметно напрягается. Долго молчит, а потом едва слышно произносит:

— С этим у меня очень сложно. Вокруг роскошь, достаток. Пожалуй, у меня есть все… Но воспоминания о друзьях — мое единственное богатство.

Марта больше не говорит ни слова. Мы молчим.

Что-то неуловимое витает в воздухе, что-то удивительным образом меняется в наших отношениях. Между нами устанавливается что-то вроде перемирия. Понимания. Доверия…

Я поделился, и мне стало легче. Меня выслушали, и я словно отпустил часть своей боли. Мне хорошо.

Я лежу, держа девушку в своих объятиях, и отчаянно пытаюсь придумать предлог, чтобы не отпускать ее от себя хотя бы еще несколько минут. И дело даже не в сексе, который непременно спас бы ситуацию и помог мне удержать ее подольше. Мне хочется вот так — обнять и молчать. Лежать и просто слушать тишину. Музыку. Ее смех. Смотреть вместе фильмы. Мне хочется просто, чтобы никто нам не мешал. Я мечтаю побыть с ней еще немного.

Но, как назло, звонит проклятый телефон.

Марта

— Когда вас ждать домой, Марта? — Вместо приветствия спрашивает меня Наталья. — Мне нужно уйти на пару часов.

— Добрый день. — Отвечаю я. Сильнее прижимаю смартфон к уху, чтобы отрывки фраз не были слышны лежащему рядом Тиму. — Я скоро буду…

— Хорошо, жду.

Она бросает трубку, и прежде, чем посмотреть на Левицкого, я долго пялюсь в темный экран.

— Кто там? Мамочка тебя потеряла? — Спрашивает парень. Он приподнимается, тянется к лежащей на тумбочке пачке, достает одну сигарету и сжимает ее между пальцев.

— Нет. — Убираю телефон обратно в карман юбки. — Наша домработница… Так, ерунда. Нужно приехать домой, уладить кое-какие дела.

К моему удивлению, Тим не прикуривает сигарету. Вертит ее в руках, затем подносит к носу и просто нюхает. Неторопливо втягивает ноздрями аромат табака.

— Я отвезу тебя. — Наконец, говорит он.

— Не нужно. Уеду на такси.

— Я тебя отвезу. — Тим откидывает одеяло и встает.

Пока он ходит по комнате совершенно голый и, не стесняясь, наклоняется, подбирает шмотки и надевает их на себя, я лежу, вцепившись пальцами в край одеяла, и наблюдаю за его красивым телом со спрятанными под загорелой кожей упругими мышцами.

У меня нет сил, ни вдохнуть, ни пошевелиться. А его, кажется, ничто и не смущает. Этот парень не привык прятаться, и ему нравится, когда на него вот так смотрят.

— На чем ты меня отвезешь? — Интересуюсь я. — Ведь наши мотоциклы остались возле клуба.

— На такси. — Легко отвечает парень.

И мне не удается сдержать улыбку.

Когда он скрывается в гостиной, я подскакиваю и начинаю лихорадочно собирать свои шмотки. А где лифчик? Где трусы? Где мое белье?

— Эй.

Я оборачиваюсь.

— Твое? — Тим разворачивает в руках тонкий хлопок.

Блин!

— Мое! — Прикрываю наготу блузкой.

— Держи. — Подкидывает в воздух, зная, что для того, чтобы поймать трусы, мне придется поднять руки вверх. И громко присвистывает, бросая хитрый взгляд на мое обнаженное тело.

— Спасибо. — Покраснев, ловлю белье и прижимаю к себе.

Жду, когда он отвернется, но Левицкий наклоняется плечом на дверной косяк и с удовольствием готовится насладиться зрелищем.

— Отвернись! — Прошу.

— Милая, что я там не видел?

— Все равно отвернись! — рычу.

Тим с неохотой поворачивает голову вправо. Я быстренько швыряю блузку на кровать, сначала надеваю трусики, затем бюстгальтер, а когда начинаю его застегивать вдруг замечаю, что этот подлец наблюдает за мной в зеркало.

— Ах, ты…! — С досады топаю ногой.

— У тебя красивая задница, гаргулья!

— Ты вообще видел гаргулью? Хоть когда-нибудь? — Спрашиваю я, натягивая блузку. — Они же страшные!

— А ты себя видела, когда злишься? — Усмехается Тим. — Ты так сексуально оскаливаешься!

— Неправда!

— И тоже на вид каменная, а коснешься — нет, живая, горячая.

Поправив юбку, замечаю, что он стоит уже очень близко ко мне. Выпрямляюсь и сглатываю. Смотрит мне в лицо. Облизывает свои идеальные губы. Будто хочет меня поцеловать.

— Ты вызвал такси? — Интересуюсь.

Мой голос звучит пискляво.

— Через приложение. Сейчас приедет. Минут через пять. — Он словно прикидывает, на что нам хватит этих пяти минут.

— Отлично. — Говорю тихо и прочищаю горло.

Интересно, что будет значить, если он меня поцелует? Он ведь не обязан этого делать. То, что мы занимались сексом, ничего не означает. Тим мне ничего не должен, и я не стану вешаться на него или ревновать к другим девицам. Ну, было и было. Мне понравилось. Всего-то и делов. Ничего особенного.

— Отлично. — Повторяет за мной Тим.

Наклоняется и целует как раз в тот момент, когда мое сердце почти перестает биться от волнения. Вж-вжух! И оно заводится, как мощный мотор — моментально. Быстро набирает обороты и стучит уже на предельных скоростях, целиком и полностью объятое живым пламенем страсти. Мы целуемся, и ни один из нас не знает, что значит этот поцелуй для другого. Мы сливаемся в чистом и искреннем порыве. Так правильно. Так надо. И это самое верное, что только может быть. Вот и все.

— Так, значит, ты здесь живешь? — Спрашивает Тим, когда минут через сорок такси останавливается на дороге возле моего дома.

Парень специально выходит, чтобы открыть мне дверцу. Он подает руку — черт подери, руку! И я обхватываю его ладонь, покидая салон.

— Да. — Пытаюсь улыбнуться.

Левицкий присвистывает, оглядывая здание, ставшее для меня однажды и тюрьмой, и самой изощренной пыточной на долгие пять лет.

— Может, мне тебя подождать? — Тим все еще не выпускает мою руку из своей, поэтому мне приходится повернуться и посмотреть ему в глаза. — Потом вместе поедем в клуб?

Я смотрю на его открытое лицо, и мне жутко хочется еще раз поцеловать эти губы. Хочется касаться его кожи, держать его за руку, плавиться в его объятиях. Целовать Тима становится такой же естественной необходимостью, как дышать воздухом. И это плохо, потому что мне нельзя сейчас привыкать к кому-то. Нельзя привязываться. Это опасно — в первую очередь для него самого. Сам того не подозревая, этот парень становится невольной мишенью. А я этого не хочу.