– Многие считают, что формалин пахнет смертью. Это, конечно, чисто субъективное впечатление…

Самарин говорит спокойным, ровным голосом.

– Нужно быть готовой упасть, Есеня. Это поможет смягчить последствия.

Есеня отпивает кофе.

– Угадал?

– Да, с корицей. Спасибо.

После встречи Есеня на фургончике подъезжает к ангару – на улице ее поджидают Софья Зиновьевна и Меглин. Меглин взвинчен, его бьет озноб, взмокший от пота лоб – машет рукой подъезжающему фургону, и как только Есеня останавливается, тут же рвет на себя задние дверцы.

– Все по дороге!

Есеня вопросительно смотрит на Софью Зиновьевну.

– Что? Да, таблетки не давала. Он тогда ничем не поможет.

– Он же умереть может!

– Ну, мы все рано или поздно…

Есеня с опаской смотрит на Софью Зиновьевну. Меглин продолжает зло дергать дверцу фургона на себя.

– Давай на трассу, и сто двадцать, сто тридцать! Бегом!

Есеня садится за руль, захлопывает дверь.

Самарин протягивает руку Есене через стол. Есеня потеряла ход времени. Ей кажется, что допрос длится бесконечно.

– Помнишь, мы говорили о стокгольмском синдроме? – Самарин задает вопрос.

Есеня пожимает плечами.

– Люди в массе своей ошибочно считают, что он основан на страхе. Ты настолько боишься террориста или насильника, что выступаешь на его стороне, лишь бы его не разозлить.

– А это не так?

– Нет. Это любовь.

– Любовь?!!

Самарин кивает.

– Когда ты видишь человека, решившего преступить закон. В том числе моральный. Когда ты проводишь с ним время. Ты понимаешь, почему он это сделал. Ты понимаешь его правду. Ты видишь, что он решился на этот шаг от отчаяния. Ты видишь его одиночество против мира. Ты его понимаешь, а понять – значит, полюбить. Скажи, ты любила Меглина?

Есеня продолжила рассказ. Фургон проносится там, где была найдена первая жертва. Меглин припал к окошку с другой стороны, прижался лицом.

– …Ивашев не случайно. Ивашев был всегда. Его прошлый раз загребли. Он его тогда заметил!

– Для чего Кукольнику Ивашев?

– Прикрытие. Когда понадобится. А чтобы все поверили – нужны доказательства. А что у него есть? Что – у него?! Ни у кого больше нет – чего?!

– Трофеи?.. Он мог бы подкинуть…

– Нет!.. Работает тщательно. Ни одну не нашли!

– Он… прячет своих жертв? Как? Кладбище? Закапывает?

– Под землей – не видно! Он их любит, любуется. Кто ж картины закапывает!

– Чтобы хранить тела, нужен холод. Морозильная камера. Ивашев работал на мясокомбинате… У него остался туда доступ?

– Там люди! Люди – мешают! Проще! Тише! Рядом!

Фургон оставлен у ограды кладбища. Между деревьев мелькает свет фонаря. Меглин бежит по лесу, то и дело поворачивает то направо, то налево. Есеня едва успевает за ним, с фонарем в руках – Меглин то и дело исчезает где-то в темноте, пока луч фонаря снова не выхватывает его спину.

– Постой. Надо прийти днем. Позвать помощь. Что может быть в лесу?! Чтобы поддерживать холод?!

Ища светом Меглина, Есеня вдруг высвечивает старый кирпичный обод колодца. Есеня останавливается, тяжело дыша от быстрой ходьбы.

– Родион?

Она шагает к колодцу. Луч фонаря «скачет» по почерневшим сгнившим доскам, поросшим зеленоватым мхом. Подходит вплотную, изучает – одна стенка почти развалилась. С другой стороны от колодца из темноты «выныривает» Меглин.

– Смотри. Крышка – новая.

На фоне дряхлого обода крышка – сбитая из крепких досок, со свежими блестящими скобами – смотрится чужеродно. Есеня откладывает фонарик, и вместе с Меглиным они стягивают вниз тяжелую крышку. После Есеня светит вниз. Луч фонаря падает на небольшое зеркальце внутри стенок колодца, от него попадает в другое зеркальце на противоположной стене и так расходится дальше. Весь колодец изнутри покрыт небольшими зеркалами, отражающими друг друга. Колодец наполняется светом и переливами, как в калейдоскопе. Есеня и Меглин склонились над колодцем, пытаясь рассмотреть, что на дне нетронутые тлением тела мертвых девушек, сплетшиеся в чудовищный, но завораживающий красотой клубок.

– Красиво…

Утром в квартире Малявина его дочка Маша в прихожей крутится перед зеркалом, поправляя волосы. Малявин смотрит новости в телефоне, Маша подхватывает школьный рюкзак.

– Мам, пап, я пошла!

Ее мама выходит в прихожую

– Ты же сегодня не поздно?

– После пятого – домой.

Она чмокает отца в щеку и выходит из квартиры. Бегом спускается по лестнице и оказывается на улице. Малявин выходит вслед за дочерью.

– Подбросить?

– Нет, пап, я пешком.

Маша, одна, идет вдоль какого-то строительного забора. В руках телефон. Останавливается. Переписывается с кем-то. Ждет ответа – он приходит. Улыбается счастливой улыбкой. Она проходит мимо приоткрытых железных ворот. Даже не обращает внимания, что прямо за воротами стоит старая машина, пикап. Иголка со скрежетом царапает приборную панель. Маша, погруженная в телефон, с улыбкой скрывается из виду. Игла проводит очередную бороздку. Падает в пустой подстаканник. Шум заводимого мотора. Машина едет следом, постепенно нагоняя девушку.

Есеня качает головой.

– Нет. Я не любила его. И он меня не любил. Мы просто работали вместе.

– Не верю.

– Ты же сам говорил – факты, потом выводы. Психологический портрет «Ты меня не поймаешь».

Она не сводит с него взгляда.

– Социопат. Нарцисс с болезненным самомнением. Втирается в доверие. Манипулирует. Упивается контролем. Не упускает случая продемонстрировать, что он рядом.

– Под это описание кто угодно подходит. Не только Меглин. Я. Ты.

Она снова возвращается в воспоминания прошлого дела. Меглин стоял посреди морга. Вокруг все уставлено каталками, с телами девочек-подростков из колодца. Они накрыты простынями, но видимые части тела – лица, руки, ноги – позволяют однозначно утверждать, что все они прошли через одинаковые мучения, став чудовищными «куклами». Антоныч изучает одну из девушек, настороженно поглядывая на Меглина – не испортил бы чего. Мальчик, скучая, стоит в дверях.

– Ну чего ты застрял? Все одинаковые. Неинтересно.

– Отчет будет потом.

Меглин не двигается с места, продолжая изучать тела.

– Говорю, позже будет. Когда закончу. – Антоныч угрюмо смотрит на Меглина.